– Здесь драгоценностей – на половину миллиона злотых, дочь моя.
Он подошел к сундуку и откинул крышку.
– Я могу ошибаться, но здесь не менее ста тысяч.
Ничего не говоря, Мнишек вызвал слуг и тут же приказал отвезти с особыми предосторожностями сундук в Самбор, чтобы распорядитель замка уплатил из этой суммы все долги семьи.
Мнишек еще долго сидел у дочери, радуясь их общему успеху. А, когда начало темнеть, и ему надо было возвращаться в палаты, он вышел во двор и увидел еще подарки от Дмитрия. У входа в монастырские помещения стояли сани, обитые бархатом, который был расшит серебром. А к хомуту было подвешено сорок соболей. Запряженный в сани белый конь имел переплетенную серебром узду и шапку с капором, которые были украшены жемчугом. Кроме красного бархата сани были обиты пестрыми тканями, тоже расшитыми жемчугом. Внутри же были покрывала, подшитые лучшими соболями.
Марианна долго рассматривала этот поистине царский подарок. Потом, желая немного отвлечься, она вызвала музыкантов.
– Милая моя, – Марфа дотронулась до плеча Марианны ладонью.
Такие знаки внимания со стороны вдовствующей царицы уже стали привычными для Марианны, и к ее собственному удивлению, совсем не раздражали ее. Хотя она с детства терпеть не могла прикосновения чужих рук.
– Да, Ваше Величество, – Марианна привстала.
Она посмотрела на суровое лицо Марфы.
– Мой сын сильно привязан к тебе и хочет, чтобы ты чувствовала себя в Московии, как дома. И я тоже этого желаю. Но, думаю, ему не следует пренебрегать обычаями русской земли.
Марианна вопросительно посмотрела на Марфу.
– Я что-то сделала не так? – спросила она.
– Ты – ничего. Он. Он поступил опрометчиво. Эти гусляры… – она посмотрела на музыкантов, игравших в комнате царицы. – Народ ропщет. Музыканты не играют в наших монастырях. Мой сын хотел порадовать тебя, а люд не доволен тобой.
Марианна сделала знак музыкантам остановиться.
– Мне отослать их? – спросила она.
– Да.
Марианна не стала спорить и последовала совету своей свекрови.
– Марина, – продолжила Марфа, когда музыканты ушли.
– Да, Ваше Величество.
Марфа, отвыкшая за долгие годы монашества от такого обращения, слегка опешила.
– Знаешь, – наконец сказала она, – раз Господь так решил, то Величеством в России теперь являешься ты. И я хочу тебя предупредить.
Марианна с интересом взглянула на Марфу.
– Вам с Дмитрием грозит смертельная опасность, – сказала Марфа. – Он совершил страшную ошибку, простив Шуйских. Не послушал меня. Я-то знаю, чего они стоят. Обещай мне сразу после коронования, буквально в первый день! Обещай!
– Что?! – Марианна испуганно смотрела на изменившееся до неузнаваемости терпеливое монашеское лицо Марфы.
– Расправься с ними! Они подбивают народ против тебя и готовы пойти на самые подлые уловки. Дмитрий не сделает этого, так сделай ты! Только сделай! Иначе ошибка моего сына станет роковой для вас обоих.
Марианна задумалась. Теперь ей стало понятно, почему Москва показалась ей чужим городом.
Поначалу она думала, что несмотря на все свои знания, все-таки еще недостаточно хорошо знакома с характером москвичей. Но после слов Марфы стало понятным, откуда у местных людей в глазах, вместе с радостью светилась злоба.
– Это заговор?
– Да, – ответила Марфа.
Марианна написала письмо Дмитрию, которое на следующий же день Мнишек, которого она ввела в курс дел, передал Дмитрию.
А в следующие дни Марианне же было совсем не до политики – она полностью была погружена в подготовку к венчанию.
* * *
Венчание состоялось в четверг. Дмитрий снова и теперь уже дважды нарушил русский обычай – заключил брак перед постным днем. И главное – сначала назначил церемонию коронации, и только потом венчание.
Марина въехала в Кремль в той же карете. Ее бархатное платье, с длинными рукавами платье было полностью покрыто драгоценными камнями. На ее голове была прекрасная золотая диадема с бриллиантами, рубинами и изумрудами.
Выйдя из кареты перед Успенским собором, она подошла к патриарху Игнатию и опустилась на колени. Патриарх помазал ее на царство. Долгая и пышная церемония проходила без речей. И тут Дмитрий, желавший подчеркнуть свою расположенность к царице и ее польской свите, предложил ей причаститься у польского кардинала.
Но, Марианна, заметив недовольство на лицах бояр, подошла к Игнатию и приняла причастие по православному обряду. Она вкусила хлеба и вина, по сути, дав согласие на принятие православия.
Мнишек и польские дворяне, знавшие о договоренности с Дмитрием, были сильно удивлены.
Дмитрий сел на золотой трон, а Марианна – на серебряный. Раздался колокольный звон.
Выходя из собора, царь и царица снова целовали шапку Мономаха и крест. Игнатий окропил их святой водой. После этого в соборе разостлали парчу, и царствующая пара направилась к алтарю.
Перед ними шли архиереи с кадилами, служки несли корону и золотые блюда с церковными сосудами. Навстречу короне вышел Игнатий с несколькими епископами и, помолившись, понес ее к алтарю. Дворяне принесли другую корону – с крестом и скипетром. Царь шел в короне в сопровождении польского посла Малогощского и князя Мстиславского. Рядом шла Марианна в сопровождении Мнишека и княгини Мстиславской. Замыкали эту процессию полсотни московских дворян, приближенные паны и шесть боярынь.
Сразу после этого церковь закрыли изнутри. И началось богослужение. После этого Игнатий объявил об утверждении брака, и Дмитрий теперь уже собственными руками надел перстень на руку Марианны. После коронации и венчания присутствовавшие присягнули царю и царице. В первый день празднеств Дмитрий, переодевшись в польское платье, несколько раз танцевал с Марианной. И, Мнишек, очень гордый собой, прислуживал своей дочери.
Поздно вечером царь с царицей отравились в палаты, наконец-то получив возможность поговорить друг с другом.
* * *
– Я скучал по тебе. – Дмитрий приблизился к ней.
– И я тоже. Прошла целая жизнь без тебя, – ответила Марианна.
– Да… – Он обнял ее и поцеловал.
В ту ночь они почти не разговаривали. Они даже не зажигали свечей, а лежали, обнявшись, не желая отпускать друг друга.
А на следующий день проснулись около полудня.
– Мне нравятся твои подданные, – улыбнулась Марианна.
– Я рад. И рад тому, что вы поладили с матушкой. Она очень тепло отзывается о тебе, – ответил Дмитрий.
– Она очень добра ко мне. Впрочем, как и ты.
– Я не сделал и десятитысячной доли того, что должен сделать для тебя, любовь моя, – сказал он. – Марианна смутилась и опустила глаза.
