— Я не первый! С Нестеровым, например, была такая же история на «ньюпоре». Кажется, в тринадцатом году. На высоте меньше ста метров вспыхнул бензин в трубопроводе. Нестеров выключил зажигание, резко накренил самолет, развернул и сделал посадку «без дров, без щепок, хотя и с огнем». У меня был запас высоты, а у него разворот мог закончиться куда хуже!
Однажды зимой в полете на «И-5» Серов заметил, что нос одной лыжи опустился, она приняла неправильное положение, наклонившись вперед под углом 30–40 градусов, — оказался отцепленным амортизатор!
Это был недосмотр техника. Серов стал кружить над аэродромом. На земле поднялась тревога, вызвали санитарную машину, ждали аварии. Примчалась на всякий случай и пожарная машина. Однако Серов умело повел самолет на посадку таким образом, что лыжа, соприкоснувшись с землей, выровнялась, и все обошлось благополучно.
Этот опыт пригодился в дальнейшем в происшествии с Сидоровым.
Но положение с Андреем Ефимовичем осложнялось тем, что он летел на двухместном «У-2» и имел во второй кабине пассажира — техника Моторика и, следовательно, отвечал и за его жизнь.
Вылетев не на своей машине, а на «У-2» по какому-то заданию в другую часть, Сидоров и Моторин возвращались на свой аэродром. На земле был выложен крест — запрещение посадки. Не понимая причины, Сидоров повел машину на снижение, всматриваясь в сигналы. По полю бежали люди, махали руками, показывая на его самолет.
— Что-то случилось, не дают садиться, — сказал он технику через переговорную трубку.
Моторин молча смотрел вниз. Кто-то на земле догадался и побежал по аэродрому с лыжей в левой! руке. Моторин вздрогнул.
— Левая лыжа! — у техника волосы зашевелились на голове.
Сидоров вспомнил случай с Серовым. И его слова на разборе: все дело в правильном, точном расчете.
Андрей повел самолет по кругу и крикнул Моторину:
— Вылезай, брат, на крыло.
Моторин беспрекословно выполнил приказание. В грудь ударила ледяная струя воздуха. Сжав челюсти, напрягая мускулы, осторожно переступая, чтобы не скользить, Моторин перегнулся и достал рукой до широкой лыжи, спустившейся носом книзу. Молодой человек поднял голову и встретился взглядом с глазами пилота. За большими летными очками голубые глаза Андрея, дерзкие, отчаянные, каких Моторин у него еще никогда не видел, одобряюще подмигивали технику.
Не выпуская управления, Андрей одной рукой снял с себя ремень и конец передал Моторину. Тот понял и тоже одной рукой пристегнул этот конец к своему поясу. «Чего он хочет от меня?» — думал он, напрягая внимание. Догадывался, но верить не хотелось. Сидоров крикнул:
— На лыжу! Выполняй!
Моторин протянул руку к лыже и вопросительно посмотрел на Андрея. Тот кивнул головой и смотрел так, точно подталкивал Моторина.
Техник одним рассчитанным движением стал на задний конец лыжи, крепко держась за трос. Лыжа сразу приняла горизонтальное положение. Ремень натянулся в левой руке Сидорова, одетой в меховую рукавицу.
Моторин, как и многие в эскадрилье, слыхал о прежних выходках Сидорова в воздухе и не очень доверял педантичности и подчеркнутой осторожности этого летчика. И не был уверен, сумеет ли Сидоров подняться на ту высоту летного мастерства, когда воедино слиты безумная храбрость, знание и расчет. Только такая высшая ступень могла бы спасти их обоих. Тем не менее он вверил себя твердой руке пилота.
Самолет сделал круг и с четвертого разворота пошел на снижение. На земле поняли, что горючее кончилось и надо во что бы то ни стало принимать самолет. Крест убран, выложен посадочный знак как полагается — против ветра, служащего тормозящей силой при приземлении.
Люди напряженно следили за посадкой. Вдруг кто-то крикнул:
— Человек на лыже!..
Человек стоял на лыже. Самолет быстро несся на сближение с землей. Малейший толчок, едва заметное покачивание машины — и тот, кто на лыже, сорвется и разобьется насмерть. Или удар при соприкосновении с землей может сбросить его, что не менее опасно. Катастрофа была более чем вероятна. На аэродроме стояла санитарная машина, находились здесь врач и санитары…
Удерживая занемевшей рукой туго натянутый ремень, прикрепленный к поясу Моторина, Андрей другой рукой уверенно, ровно вел машину, держа ее в классически правильном горизонтальном положении и в момент потери высоты, и в минуты приземления и пробега самолета по земле. Обе лыжи одновременно скользнули, остановившись у «Т».
— Вот это посадка!
— Молодчина, Андрей!
— Классик!
Крики одобрения из всех уст. Действительно красивая посадка! Мотористы и летчики со всех ног бросились к машине. Придерживая самолет за края плоскостей, тормозя пробег, они буквально сняли оцепеневшего техника, и он стоял, хлопая рукавицами и с трудом раздвигая губы в улыбке. Сидоров вылез из кабины, расправляя натруженные донельзя обе руки, и направился к комэску, пережившему мучительные минуты.
Рапорт принят. Установлены причины обрыва троса. Привлечены к ответственности виновники аварии.
Серов находился в полете. Вернувшись и узнав о происшествии, поругал Андрея, что тот сел в чужую машину, не проверив ее перед вылетом. В конце «разноса» он сказал:
— А все-таки это «чкаловский» расчет. Я такого не встречал. Это потрясающе.
Сидоров напомнил Серову о случае с ним самим.
— Из этого надо было сделать вывод о предусмотрительности!
— Я сделал вывод, как сажать машину при сходных обстоятельствах.
Анатолий засмеялся и горячо обнял Андрея.
— Не спорю, вы показали себя как настоящий… академик!
Эпизод с оторванной лыжей также стал предметом разборов в различных эскадрильях ОКДВА. Еще строже стали требовать от летчиков и техников внимания к материальной части, еще настойчивее и чаще командование проверяло ее состояние и за малейшее упущение строго взыскивало. Было сообщено обо всем этом в Москву, как делалось всегда. Служба пошла своим чередом, в звене о происшествии вспоминали редко. Как вдруг было получено известие: Андрей Ефимович Сидоров награжден орденом Ленина за доблесть и мастерство в сложных условиях, Моторин награжден орденом Ленина за хладнокровие и мужество перед лицом смертельной опасности.
И снова по всем «точкам», где располагались авиачасти и соединения среди сопок и таежной глуши, — прошумели крылья славы второго звена. Дальневосточники-пилоты говорили:
— Не мешает поучиться кое-чему у этих «воздушных акробатов»!
* * *
Серова стали назначать посредником во время воздушных состязаний летчиков разных частей и соединений. Он радовался такому признанию его авторитета в летном искусстве. Но одно обстоятельство его возмущало.
