окончательными.
— Я приняла твердое решение, Рихард. Дело в конечном счете даже не в нашем браке, который фактически распался несколько лет назад, а в работе. Я больше не могу быть вместе с ним, это становится для меня опасным. В последнее время он стал очень неосторожным. Его женщины находятся в соседней комнате, когда он в своей лаборатории делает фотокопии. Это добром не кончится.
Зорге сделал вид, что его эти объяснения интересуют мало. Он разглядывал полную добродушную физиономию Эдит, отметив про себя не без сожаления, что тонкие когда-то черты ее лица расплылись. Зорге был всегда принципиально против использования женщин в разведке. Когда же это становилось неизбежным, он поручал им не имевшие большого значения задания или же курьерские миссии. Внутренне он был даже рад, если избавится от Эдит.
— Я доложу обо всем и потребую тебя заменить, — деловито сказал Зорге. — Решение придет через неделю. Думаю, в Центре со мною согласятся. Тебя, скорее всего, направят в другое место, естественно, не в моем регионе, но не отзовут в Москву. Куда хотела бы ты податься, Эдит? В Шанхай или же в Нью-Йорк?
— Если это возможно, лучше всего в Париж, Рихард. Там я ориентируюсь лучше всего.
— Все в порядке, — ответил Зорге. — Можешь начинать упаковывать свои чемоданы.
— Спасибо тебе, Рихард, — произнесла она. — За все.
Зорге поднялся с кресла и кивнул ей, когда же она оказалась рядом с ним, хлопнул ее слегка ладонью по плечу и сказал:
— Ты хороший человек, и мне тебя будет не хватать.
Заметив, что она готова расплакаться, он повернулся и вышел.
Пройдя через широкую веранду, Рихард оказался в кабинете, служившем одновременно жилой комнатой и спальней Бранко, за которым находилась его фотолаборатория. Он полагал, что нарушит идиллию влюбленных, но Бранко и его девушка сидели в креслах, перелистывая журналы. Они с интересом посмотрели на него, будто бы он пришел для того, чтобы приятно провести у них время.
Зорге, не ожидая приглашения, опустился в свободное кресло. Он не поздоровался с парочкой и, положив свой фотоаппарат, висевший у него на шее, на столик, стал бесцеремонно разглядывать девушку. Она относилась к числу не совсем дешевых, но всегда готовых к услугам жриц любви, и он ее где-то уже видел, скорее всего в одном из баров в квартале Гинза.
— Ну и как дела, Лола? — без церемоний спросил Зорге.
— Я не Лола, — ответила девушка.
— Но ты так выглядишь, — снисходительно добавил он.
— Чего ты хочешь, собственно говоря? — спросил Бранко, испытывая одновременно и возмущение, и смущение.
— Что-нибудь выпить, — требовательно ответил Зорге. — Что же еще.
Бранко с неохотой поднялся и вышел.
Зорге продолжал оценивающе рассматривать Лолу, или как там ее. Ее надо было удалить из дома Вукелича, послать ко всем чертям пинком в мягкое место. Но девица была, видимо, себе на уме. Она не только придет в ярость, но и открыто выскажет свое возмущение: как это галантный француз терпит такое отношение к своей возлюбленной со стороны какого-то боша.
Осложнения можно было, однако, избежать без всякого труда, зная неписаные правила игры и цены в мире профессиональной проституции. Поэтому Зорге сказал:
— А вы мне нравитесь, Лола.
— За это ничего не купишь, — ответила дама, приняв соблазнительную позу.
— Все возможно на этом свете, — произнес Зорге. — У меня вот оказались лишние пятьдесят долларов, которыми вы можете воспользоваться.
Дама внимательно пригляделась к этому видному мужчине, окинула его оценивающим взглядом и пришла к выводу, что он относился к числу господ, которые делают предложения серьезно. К тому же ей казалось, что она получит огромное удовольствие. Он был стоящим парнем. По сравнению с ним этот Бранко просто сексуальный пигмей.
— Я тоже нахожу вас симпатичным, — откровенно призналась Лола. — А когда бы вы хотели со мной побеседовать?
— Да хоть сейчас.
— Но не здесь же.
— Скажем, через час, — со скабрезной улыбкой предложил Зорге. — Встретимся в «Эльдорадо». Договорились?
Лола тут же поднялась, подошла к Зорге и протянула руку.
— Задаток! — потребовала она.
— Вот это характер! — воскликнул Рихард, достал бумажник и отделил от толстой пачки две десятидолларовые купюры.
Когда Бранко возвратился, Лола собиралась уходить.
— Мне надо кое-что купить, — сказал она, попрощалась и ушла.
Бранко проводил ее до входной двери. Вернувшись, удовлетворенно потер загорелые, хорошо ухоженные руки и похвастался:
— Великолепный экземпляр эта малышка.
— Могу проверить, — предложил Зорге.
— Это не так просто, — ответил Бранко и потрогал свою небольшую бородку. — Она меня очень любит.
Вукелич, схватив фотоаппарат Зорге, исчез в лаборатории, оставив дверь открытой.
Зорге занялся бутылкой виски. Он слышал, как Бранко готовил растворы для проявления и фиксации пленки. Когда в лаборатории что-то грохнуло, Вукелич приглушенно выругался, вероятно по-сербски.
Бранко родился в 1904 году в Сербии. Некоторое время был офицером, а затем занялся архитектурой, сосредоточив, впрочем, главное внимание на дизайне женского тела. В 1926 году он уехал в Париж, где изучал юриспруденцию. В 1932 году вступил в компартию и стал типичным представителем салонного большевизма — пролетарским жиголо, а проще любовником, находящимся на содержании у женщин. Но был надежным членом партии и отличным фотографом.
— Вопрос об Эдит, — сказал Зорге, — будет решен через одну-две недели.
— Огромное спасибо, Зорге! — крикнул Вукелич из лаборатории. — Я знал, что могу на тебя положиться.
Рихард только усмехнулся. Эта лощеная обезьяна, воспринявшая идеи всемирной революции, надушенный паркетный заговорщик жил беззаботно только сегодняшним днем. Ему нравились шикарные женщины и глупая диванная политика, болтливое общество и суперсексуальные мальчишники. Ему в голову не приходило, что он постоянно находится в опасности. Но в этом, наверно, и заключалась его сила.
— Я начинаю проявлять, — объявил Вукелич. —
