с двумя самыми красивыми секретаршами посольства. По всей видимости, они уже немного выпили для храбрости. Зорге шутил, а они слушали и взвизгивали от удовольствия. Партийный секретарь, посчитав, что их появление внесло некий диссонанс в торжественное настроение собравшихся, поспешил им навстречу.
— Дорогой партайгеноссе Зорге! — воскликнул он умоляюще. — Пожалуйста, ведите себя более тактично.
— А в чем дело? — раздраженно спросил Рихард. — Разве официальная часть не закончена?
— Мы еще не начинали, — ответил партийный секретарь. — Ждем господина посла.
— Тогда вам придется ждать долго, — сказал Зорге. — Посол сожалеет, но он ждет важную радиограмму.
— Это досадно.
Партийный деятель был явно удручен, так как рассчитывал на присутствие посла, который всегда украшал своим присутствием каждое важное мероприятие. То, что Отт не придет, было для него само собой разумеющимся, если об этом сказал Зорге. Партийному функционеру в голову не могло прийти, что эту новость друг посла только что придумал.
— Тогда будем начинать, — сказал он громко, и присутствовавшие стали занимать места.
— Я бы на вашем месте, — тут же воскликнул Зорге, — позвонил бы для верности послу! Может быть, разговор уже состоялся и он находится на пути сюда.
— Тогда подождем еще немного! — крикнул партийный секретарь в зал.
Некоторые из собравшихся снова поднялись, образовали группки и продолжили разговоры.
Зорге протиснулся в кучку коммерсантов и воскликнул:
— Ну, как дела у наших толстосумов?
Коммерсанты, в основном генеральные представители крупнейших промышленных концернов, поставлявших в Японию химикалии, сталь, инструменты, резиновые изделия и машины, дружески заулыбались при появлении Зорге. Они не особенно его уважали и ценили, но охотно встречали, чтобы, не в последнюю очередь, посмеяться над его довольно грубоватыми шутками.
— Жалко, — сказал скупщик шелка Пфримель из Дюссельдорфа, — что вы не стали местным партийным руководителем, доктор. Тогда нам было бы над чем посмеяться.
— А это ничего бы не изменило, — ответил Зорге. — Для каждого члена партии когда-нибудь наступит час, когда ему будет не до смеха.
Это, как и все, что бы ни говорил Зорге, было воспринято как шутка. Торгаши от души посмеялись. Пфримель поспешил пояснить то, что уже было известно собравшимся, и сказал:
— Вполне серьезно, господа. Ведь Зорге должен был стать местным партсекретарем еще в тридцать седьмом году, если я не ошибаюсь.
— Это точно, — произнес Зорге. — Я тогда предложил проводить партийные собрания в «Летучей мыши», но начальство не согласилось.
Собравшиеся вокруг Зорге коммерсанты со смехом пожалели об этом.
— Ну так что, — крикнул Зорге через весь зал партийному секретарю, — начнем оперу или же я еще смогу не торопясь пропустить рюмочку-другую?
Тот подумал немного и скомандовал:
— Будем начинать.
Вот так проходили партийные мероприятия в далекой Японии. Здесь партия представляла собой не идеологическую секту, а скорее — клуб по интересам. Членом партии становились из деловых соображений, и все их убеждение заключалось в том, чтобы легче преодолеть собственные трудности и с помощью партийного значка получить большие выгоды. Для немцев, занимающих официальные должности, свастика помогла сделать быструю карьеру и укрепить положение в обществе.
Зорге возвратился к секретаршам, которые с нетерпением ожидали его. А он хлопнул по плечу сидевшего перед ним мужчину и воскликнул:
— Как идут дела у дорогого Бранца?!
Бранц повернулся и посмотрел на него с ненавистью, но не успел ничего сказать, как Зорге продолжил:
— Не вздумайте выступать, поскольку вы еще молодой член партии. Мой членский номер два миллиона семьсот пятьдесят тысяч четыреста шестьдесят шесть. А ваш?
— Мы еще поговорим, — ответил Бранц и отвернулся. Через пару минут он поднялся и пересел на другое место в задних рядах.
— Очень правильно! — крикнул ему вслед Зорге. — С каких это пор молодые члены партии садятся на первые места.
Секретарши захихикали, а скупщик шелка из Дюссельдорфа басовито рассмеялся. Дамы в первых рядах зашикали.
— Партайгеноссен, партайгеноссен! — стал наводить порядок партсекретарь.
Так началась официальная часть праздника. Партийный руководитель сердечно поприветствовал присутствовавших, поблагодарил за приход и высказал надежду, что им еще не раз будет представлена возможность собираться вместе.
Зорге многозначительно кивнул и положил руку на колено одной секретарши, которая терпеливо отнеслась к этому, видимо дабы не нарушать торжественное собрание.
После вступительного слова заиграл струнный квартет, исполнивший что-то из музыки Моцарта. А Зорге подумал: «Вступил ли бы Моцарт в партию, если бы ему представилась такая возможность?» После некоторого размышления он оставил вопрос открытым.
Затем на трибуну вышел приехавший в Японию по обмену профессор Мееркатц и произнес высокопарную речь о немецком возрождении, бескровной, но коренным образом все изменившей революции и о немецком гении из Браунау-на-Инне [20].
Зорге глубоко вздохнул, вытянул ноги и стал рассматривать украшение зала. Над трибуной висел флаг со свастикой. Рядом с ней стояли кадки с цветами. Портрет Гитлера на задней стене был украшен зеленью. Там висели флаги дружественной Италии и страны пребывания — Японии. А Зорге спросил себя: сколько еще пройдет времени, когда вместо них там будет висеть флаг Советского Союза? И подумал: «Если такое произойдет, то в этом не в последнюю очередь будет и моя заслуга». И почувствовал: в душе его поднимается гордость.
После собрания к Зорге подошел Занднер, представитель заводов по производству красителей, и отвел его в сторону.
— Послушайте, доктор, — сказал он. — Мне нужен ваш совет.
— Только это?
— Я могу здорово поживиться, — признался Занднер, — но мне надо обратиться по правильному адресу. Понимаете, доктор? Дело должно пройти по нужным каналам, нигде не залеживаясь, иначе мои конкуренты почуют недоброе.
— А о чем идет речь? — равнодушно спросил Зорге.
— Это новый вид краски по железу. Она процентов на тридцать устойчивее всех до сих пор известных красок. И предназначена в первую очередь для военных кораблей.
