утро: «Как будто утро – поезд в гору / Замедлены сердцебиения».
День тоже не предвещает ничего приятного. Он сравнивается с неаккуратным замученным маргиналом: «Крадётся день в носках дырявых по мёрзлой лестнице подъезда». Уставший день, уставший лирический субъект. Всё это ужасно раздражает: «Стреляют в небо взбесившиеся за ночь пальцы».
Внутренние страдания героя отражаются не только на телесности, но и на окружающем мире: «Хватаются за край рубахи у ворота, где медный крест / За тонкой стенкой огонь и пыль сухих дорог».
Описание внутреннего мира героя достаточно сбивчиво, как мысли сразу после внезапного пробуждения. Они спутаны и похожи на коллаж образов, где смешались сон и реальность. Готовится воспламениться куча листьев, но не опавших с деревьев, а тетрадных. Этот аграмматизм указывает на несостоятельность того, что написано на этих листах. Тетради, утратившие интеллектуальную и эстетическую ценность, превращаются в листья: «Вот-вот готова вспыхнуть куча тетрадных листьев». Затем видим уже лист из книги, на котором оживает изображение: «Липким ликом смеётся солнце на картинке из / Детской книжки про любовь, которую не растерзать словами». В этих строках скрывается информация, что настоящая любовь существует, но, возможно, только в детских книгах. А в жизни она оборачивается страданиями и болью: «И затихает под струйками твоей крови / Она бежит ко мне под дверь / И тихо шепчет – я живая». Затем выносится приговор: «И я пришла предупредить – идёт твой суд». Интересно, что суд также идёт где-то между сном и реальностью: «В закрытом зале – в открытом поле». Суд проигран: «Вставай – ложись лицом к сырой земле / Внимай – закрой руками уши / Молчи – залейся дикой песней и слезами». Однако приговор стремительный: «Садись – вставай и уходи». Кто же наказан? Кто выносит приговор? Под приговором подпись собеседника, к которому обращается лирический герой: «Под приговором красной змейкой / Ложится в угол твоё Имя».
В финале стихотворения видим картину: «Щенок дрожащий засыпает / На коленях хозяйской Матери седой». Последняя строка находится правее, как подпись, вывод из вышеизложенного коллажа сумбурных мыслей в состоянии пробуждения. Лирический герой признаёт вину, но не злится на судью. Он наполнен уверенностью, что с этим можно и нужно жить: «Прости. Спасибо. Будем жить».
Пустошь – ветошь звонкий дым… (1989)
Стихотворение «Пустошь – ветошь звонкий дым…» написано в 1989 году, когда Янка постоянно колесила с гастролями, периодически возвращаясь в Новосибирск.
Этот текст о состоянии безразличия, равнодушия и опустошённости, как и в более раннем стихотворении Дягилевой «Классический депресняк». Одно и то же чувство в разных текстах описано неодинаково. Рассмотрим путь в этих текстах. Если в раннем стихотворении дорога, символизирующая путь, асфальтирована, то в более позднем этот образ не конкретизируется, вероятно, потому, что безразличие разрастается до апатии. В первом случае у пути есть пункт назначения – дом, а в более позднем он не указан. Кроме того, движение происходит «наугад». Дом возникает только в финале – туда с трудом направляется сказочное существо: «Пробирается домой / Горизонтом рыба-кит».
В стихотворении «Пустошь – ветошь звонкий дым…» пространство «сшивается», соединяя границы («Залатали ручеек / Крепко сшили берега»), что указывает на внутреннее состояние лирического героя, который закрывается от внешнего мира.
Вначале мы видим пустое и старинное пространство, вероятно ветхий дом: «Пустошь – ветошь звонкий дым». Мотивы старения пространственных образов переносятся на телесность: «Просинь – проседь просто грязь». Затем возникают мотивы творчества («Зависть – повесть в два листа») и поиска жизненного пути («По дороге наугад»). Мотивы пути и творчества чередуются: «Деревяшка восемь струн / Кто играет тот дристун».
Далее интуитивно перечисляются объекты, из серии «что вижу, то пою»: «Ливень – лошадь – водоём». Описание окружающего мира сменяется фрагментом частной жизни («Безболезненный укол»), который сравнивается с внешним пространством: «Кол осиновый в песок / Залечили пустоту / Залатали ручеёк / Крепко сшили берега». Получается, что внутренние моральные раны сначала отражаются на телесности, а затем «овнешвляются»: укол – > залечили пустоту – > залатали ручеёк. Как залечить пустоту? Казалось бы, если это пустота, то и лечить нечего. А если речь идёт о пустоте внутренней? Поддаётся ли она лечению? Видимо, она так же «лечится», как сшиваются берега.
Затем вновь видим перечисление природных объектов: «Слякоть – мякоть просто дождь / Поливает чистый лист / Расцепляет волокно». Вполне реалистичное описание промокшего листа сменяется сказочным образом, который, вероятно, был изображён на этой бумаге: «Горизонтом рыба-кит / Пробирается домой».
В последней строке дождю и слякоти противопоставлены образы огня: «Свечки – спички – огоньки…»
Между взглядом и ладонями… (1989)
Тема внутренних переживаний лирического героя продолжается в стихотворении «Между взглядом и ладонями…», также написанном в 1989 году.
Первая строка о чувствах человека, закрывающего лицо и глаза руками от стрельбы, наклоняющегося и группирующегося, падающего на землю рядом с другими пострадавшими: «Между взглядом и ладонями / Вспышки выстрелы в упор локтей в колени / В укор зелени утренней / Утрамбованной теми же коленями локтями».
Естественно, в этой пограничной ситуации между жизнью и смертью испуганный герой понимает, что единственная радость – это жизнь, ценность которой осознаём только тогда, когда можем её лишиться: «Радость брошенная каменоломня». Какая же это жизнь? Заброшенная каменоломня, «где сквозь порог трава проросла / трава жёсткая сибирская / камышовыми копьями».
Затем мы с героем вновь возвращаемся в жестокую воинственную реальность с ранеными: «Кольями в спину, колонна по два к горизонту / Пролилась / Город этапом навстречу…»
Обратим внимание, что, описывая каменоломню, автор использует приёмы «лестницы» [18] и градации, чтобы постепенно, как по ступенькам, нагнетать обстановку, показывая, насколько заброшена каменоломня, насколько хрупка жизнь. При этом надежда на её восстановление отсутствует. Напротив, радость в образе каменоломни будет разрушена, так как на её месте вынужденно появится город: «Город этапом навстречу».
По среднестатистическому кругу… (1989)
В стихотворении «По среднестатистическому кругу…», написанном в 1989 году, главенствует тема пути. Мы видим движение вниз, вверх и по кругу:
По среднестатистическому кругу
туда на эскалаторе
А обратно на верёвочке
Траектория петли
Над всякими там красотами
высотами, пустотами и нечистотами.
Этот текст можно назвать космическим по своей структуре: верх-низ-круг. Вероятно, таким образом Дягилева описывает жизненный путь: детство, проходящее достаточно быстро, но в результате которого мы растём не только физически, но и морально, обретая возможность посмотреть на мир под другим углом («туда на эскалаторе»), и после старость, возвращающая человека обратно в детство,
