неудачи, обозначенная в упоминаниях аборта и облома в первой строке: «Сорвался суицид – пешком пойдёшь – успеешь обломаться».
Лифт сломался, поэтому человеку, идущему на суицид, приходится подниматься не на лифте, а по лестнице, что отдаляет момент падения с высокого этажа ослепляюще светлой многоэтажки: «Тяжёлые шаги по лестнице / Газета в ящике, ключ в верь, свет в коридоре». Заметим, что ключ не в дверь, а в верь, то есть в веру. Человек идёт к самоубийству, но вокруг него всё то же самое, как каждый день. Мир нашего героя рухнул, а окружающая жизнь идёт своим чередом, как будто несбывшиеся планы, которые были нарушены абортом и обломом, ни на что не влияют. Герой идёт, сомневается, рассуждает: «А вот если так, то вот так / А не так, ну может и так, хотя нет, наверное, всё-таки / Вот как, а это как посмотреть, да так получается / Так как-то всё, а… Я только хотел». И в этот момент сомнений герой всё-таки решается на свой последний шаг: «Да нет, подожди, подожди, подожди, подожди / Эх да чего там».
Возможно, автор озаглавила это стихотворение «Этот стих очень весёлый» потому, что это грустный сарказм. Вспомним чёрно-белое немое кино, где герой, упав, мог кого-то насмешить: когда шут скрывает слёзы за маской – зрители смеются.
Светлая такая дрянь (1989)
Стихотворение-коллаж без названия написано в 1989 году. Известно, что Егор Летов, с которым Янка в тот период тесно общалась, увлекался коллажами. Но Дягилева сделала свой коллаж из эмоций и метафор. Первая строка сама по себе является контрастом – соединением светлого и неприятного, позитивного и негативного: «Светлая такая дрянь». Вторая строка имеет две версии: «Тонкие волны по ночам» (по данным сайта, посвящённого творчеству Янки) и «Тонкие волны по ногам…» (вариант сборника «Русское поле экспериментов»). В обеих версиях возникает образ моря, воды, в которую постепенно погружается лирический герой: «Хлопаю в ладоши под водой / Аплодирую проявлениям искусства». В этом контексте образ искусства можно трактовать как жизнь в целом. Она отражается в фотографиях: «Царапина по негативу / Все лица разделила на шрамы / Жизнь ножом по кускам, чего – куда». Мы видим, как жизнь буквально на наших глазах распадается на части: «Молодость на ломаки ломтями / Целое – на цены, поцелуи и социум / Траву весеннюю на песни / Дорогу на месяцы». Затем логичное разделение целого на части сменяется на безрезультатную замену: «Поле на вдоль и поперёк / Шило на мыло, мешок и кота». А хотелось бы, чтобы жизнь поменялась к лучшему: «Просто на балконе стоять и туман нюхать / На умное, на нужное, на глупое, на вечное, на целое / на лыко да мочало».
Вот сижу я такая баба (1989)
В 1989 году Янка пишет стихотворение, не похожее на все остальные её тексты. Это рефлексия лирической героини: «Вот сижу я такая баба / И думаю что не такая вовсе / Даже не думаю а стараюсь знать». Героиня пытается понять, кто она, что её окружает: «В газету завёрнутый огурец в конце февраля / Парниковый, наверное / Да по башке мне фаллическим символом / Да опять не моё». Наша героиня рассуждает о прошлом, что привело её к тому, что сейчас происходит, кто её научил и чему: «Научили: ни украсть, ни покараулить / Это чувак один научил». Заметим, что уроки лирической героине даёт «чувак», то есть простой парень, находящийся с ней в приятельских отношениях. И учит он её смехом. Что смешно, то и запомнилось: «А я смеялся и запомнил поэтому». Обратите внимание на гендерный аспект: в начале стихотворения героиня называет себя бабой, но понимает, что она не такая вовсе. А уже к середине текста она говорит о себе от лица мужчины: «смеялся», «запомнил». Кстати, в реальной жизни Янка тоже говорила о себе в мужском роде.
Далее следим за судьбой «чувака»: «А чувака жалко, он сейчас такой коричневый, мне сказали / И молчит – жрёт мепробамат». Мепробонат – это транквилизатор, успокоительное, обладающее противосудорожной активностью. Это лекарство применяют при неврозах, раздражительности, тревогах, нарушениях сна. Наша героиня сравнивает себя с несчастным «чуваком»: «А я думал, что зелёный (я) – голова кружилась / А оказалось – ничего».
Обрывочность дружеского диалога в простой разговорной форме вновь приводит героиню к размышлениям о себе в такой же «простой» форме. Она анализирует, что она не умеет, а что может: «Вот так и то не я умею / Зато ещё могу, а если бы я, то всё бы». И в конце приходит к выводу: «Да и так всё уже».
Форма деформирует усталости резиновый комок… (1989)
Это стихотворение написано в 1989 году. В первой строке используются приёмы звукописи – намеренного повторения согласного «ф» и гласного «о», как в «Фонетическом фоне…»: «Форма деформирует усталости резиновый комок». Какая же форма изменяет комок усталости, застрявший, как при тошноте, в горле? Вероятно, форма рабочего или служащего. Вторая строка отсылает к «Нюркиной песне» (ср. «Всё что было, всё что помнила сама / Смёл котейка с подоконника хвостом»): «Кот на подоконнике стирает всё движением хвоста». Затем вновь ставятся проблемы коллектива и роли формы в деятельности человека: «Точная команда мы проснёмся соберёмся и пойдём / Чёрная одежда обязывает к пляске на кострах». Стоит отметить, что одежда, обязующая плясать на кострах, отсылает к песне «Крестом и нулём»: «А злая метель обязала плясать на костре». Завершается стихотворение мотивом воспоминаний: «Городом забытым называется истраченный лимит / просроченный билет». Вспоминается загадочная страна До, являющаяся метафорой бытия в целом. Здесь местом для хранения воспоминаний служит забытый город, а катализатором возникновения мыслей о прошлом – билет.
Столб боли вместо воли-неволи… (1989)
Одно из самых загадочных и неоднозначных стихотворений «Столб боли вместо воли-неволи…» написано в 1989 году. В нём предлагается описание внутреннего состояния лирического героя. В первой строке сравниваются образы тюрьмы, неволи и страдания: «Столб боли вместо воли-неволи». Так, духовные мучения лирического героя сравниваются с муками заточения. Наш герой идёт по берегу и видит части разрушенного самолёта (или вертолёта) и людей. Видимо, произошла авиакатастрофа: «Вдоль берега винтики-гайки лопасти-кости». Мотив падения расширяется. Падает не только самолёт, но и жизни людей вместе с их радостями и надеждами, направленными к небу, к высшим силам: «С чем кланяюсь низко с чем очи – долою / Вниз радости – рельсы рук в мирное небо». Скорость движения летательного аппарата сравнивается со страхом: «Страх вышел
