Скоро явилась 7-я рота капитана Полторацкого и расположилась возле японцев.
Наши казаки дошли до самого пожарища и после двух-трех залпов разогнали поджигателей. Несколько боксеров легло на месте.
Вернувшись назад, казаки донесли, что боксеры отступили, a горят дома китайцев-христиан.
He успели казаки передохнуть, как немецкие посты, стоявшие в противоположной стороне европейских концессий, дали тревожное известие, что боксеры обошли китайский город и в большом числе надвигаются на германскую концессию. Немцы просили прислать казаков произвести атаку.
Наши казаки
Ловцов, Григорьев, Семенов и их шестая сотня снова полетели в карьер и, выйдя в поле, разделились на три отряда, чтобы преследовать боксеров. Увидев приближение русских казаков, боксеры мгновенно рассеялись по деревням и так же быстро исчезли, как и появились. Казаки не стали входить в деревню и вернулись обратно в город. Их возвращение было их триумфом. Встревоженные дамы, услыша звон копыт скачущих коней, выбежали из домов на улицу Виктории и встречали казаков рукоплесканием и воздушными поцелуями.
Наши лихие казаки, которые днем и ночью носятся с приказаниями из концессии в концессию и вылетают на опасные разведки в поле, вызывают восторг у тяньцзиньских дам и пользуются общими симпатиями всех европейцев. Если нужно что-нибудь узнать, разведать, приказать, донести или же разнести боксеров, посылают казаков. И они летят на своих лохматых забайкальских лошадках и лихо-весело делают свое дело. Им не страшна ни пика, ни алебарда китайского боксера.
3 июня
3 июня состоялось совещание командиров иностранных отрядов и консулов под председательством полковника Анисимова и при самом деятельном участии полковника Вогака. На совещании было решено разрушить опасный участок, находившийся между французской концессией и китайским городом и, благодаря своим постройкам и переулкам, позволявший китайцам удобно в нем укрыться. Решено во что бы то ни стало удерживать в своих руках вокзал, как для охраны железнодорожного сообщения с Тонку, так и ввиду оборонительного значения вокзала. Захватив вокзал и засев за бунтами соли, наваленными на берегу, китайцы могли бы непосредственно обстреливать концессии, и тогда защитникам Тяньцзина пришлось бы отстреливаться и обороняться в самих зданиях. Решено отправить на станцию Цзюньлянчэн (Чуланчэн), находящуюся на полпути между Тонку и Тяньцзинем, одну русскую роту для связи с Тонку. Для охраны пути между Тяньцзином и Таку должен был ходить несколько раз в день вооруженный поезд. Решено всех женщин и детей европейцев, живших в Тяньцзине в количестве около 200 человек, для их безопасности отправить в Тонку. Согласно полученному приказанию адмирала Алексеева войти в связь с адмиралом Сеймуром, поручено подполковнику Самойлову сделать рекогносцировку полотна железной дороги в сторону Пекина с целью выяснить положение пути. Наконец, было постановлено взять под опеку, впредь до выяснения обстоятельств, китайскую артиллерийскую школу, находившуюся за высоким валом на берегу Пэйхо, против германской концессии. В школе обучалось около 300 молодых китайцев, которые хорошо знали артиллерийское дело и имели в своем распоряжении значительное количество новейших орудий со снарядами. Опасность от этой школы, расположенной в виду концессий, была очевидна.
Согласно решению военного совещания подполковник Самойлов с сотником Григорьевым и взводом казаков поехал вдоль полотна железной дороги осматривать путь. Полотно и четыре моста хотя и были повреждены, но могли быть исправлены. Григорьев, остановившийся с казаками у первого моста через Лутайский канал, выстрелами дал знать Самойлову, чтобы он возвращался назад, так как боксеры наступают сзади и, по-видимому, хотят окружить русских. Самойлов принужден был вернуться.
Тем временем в Тяньцзине французы и немцы, привезя на русских двуколках пироксилин, разрушали опасный участок между французской концессией и китайским городом, уже давно покинутый китайцами. А наши саперы снимали со всех зданий французской концессии гаоляновые циновки, которыми были завешены от солнца окна, балконы, веранды и целые стены европейских домов с южной стороны. В домах китайских чиновников, живших также на концессии, этими циновками, укрепленными на высоких бамбуковых жердях точно тентами, были затянуты их дворы. Китайские чиновники сами приходили к Анисимову и просили его дать солдат, чтобы помочь снять циновки, которые были так опасны при ежедневных и еженощных пожарах в Тяньцзине.
Подполковник Генерального штаба Самойлов
Несмотря на неудачу накануне, шайка безумно храбрых ихэтуанцев решилась среди бела дня пробраться к мосту, охраняемому русскими, вероятно, с целью поджечь его. Наши моряки и артиллеристы были настороже, и одна меткая граната разогнала ихэтуанцев, но самый смелый из них взбежал на мост и упал, пронзенный пулей часового. Его тело было сброшено под мост, который он хотел сжечь.
В 10 часов вечера 3-я рота капитана Гембицкого с поручиком Воздвиженским была на поезде послана в Цзюньлянчэн на заставу. С ротою было отправлено одно французское десантное орудие с 10 матросами-французами. На платформе было укреплено одно английское морское орудие с пятью матросами-англичанами. Солдаты взяли консервов на три дня, а сухарей на пять дней[54].
Отправив редактору «Нового Края» корреспонденцию о последних событиях, я поехал ночью осмотреть город на китайской лошадке, которую с большим трудом достал мне христианин-китаец за 60 долларов. Простое английское седло в английском магазине я купил за 75 долларов. По случаю тревожного времени цены на все были высокие.
Я поехал по концессиям. На углах улиц и у официальных зданий стояли часовые различных наций, которые окликали всех проходивших и проезжавших. На вокзале стояла рота стрелков. Поле перед вокзалом молчало и точно отдыхало после вчерашнего побоища. Ни пожаров, ни красных фонарей боксеров. У моста шептались наши матросы и зорко глядели в неясную даль реки.
По набережной я поехал в китайский город. На краю французской концессии я встретил двух казаков, ехавших дозором.
— Тихо сегодня в китайском городе?
— Повсюду тихо. После вчерашней бани манзы не скоро сунутся, — ответили казаки.
Мы поехали вместе.
— Кто идет? — раздался звонкий окрик из темного угла. Это был казачий пикет из трех человек, заброшенный где-то в глухом переулке, среди развалин обгоревших китайских домов.
