И я заплакал; кроме отца, все плакали.
Когда отец согласился, сразу ожили все. Я был особенно рад – опять увижу бабушку, дядю Ваню!..
Приехали мы из Сибири под рождество. Бабушка была дома одна, дядя Ваня у соседа, подстригался к празднику. Как только увидела нас бабушка, бросилась к нам, целует папу, маму, обнимает, плачет.
Мы всплакнули все, даже отец прослезился, увидев свою мать.
Мой отец не любил своего отца, а мать любил.
Тут дядя Ваня пришел, побежал в лавку за баранками, по дороге зашел к родным, сообщил новость. В избу к нам набилось много народу, началось веселье… С неделю пили, пока объехали всех родных.
Весной наши решили построить кирпичный сарай. В компанию пригласили Андрея Никаноровича – одного деревенского кулачка. Отец стал напоминать деду про его обещания. А дед уже продал тот сруб, который нам обещал отдать. С подпиской половины хозяйства тоже все оттягивал. Уже не раз возникали скандалы, ругань между дедом и отцом.
Построили сарай. Начал отец делать кирпич. Дядя Ваня и сын Андрея Никаноровича помогали ему; я тоже стал работать. Дело пошло.
Сарай построили на огороде Митьки Конного. За аренду земли платили три рубля в месяц. А избенка у этого Митьки стояла на куриных лапках. Отец пошутил как-то:
– Продай, Митрий, мне свои хоромы.
– Купи, – говорит, – я ухожу в отцовский дом.
– Ты не шутишь?
– Нет, не шучу.
– Сколько возьмешь?
– Сто пятьдесят рублей в два срока.
Решил отец купить этот дом и отделиться от деда, – все равно тот его обманул, отец это чувствовал. Где только взять деньги?.. Обратился к деду.
– Раз ты хочешь уходить от меня – нет тебе ничего, – сказал дед.
Тогда отец пошел на сборную избу и стал предлагать свою землю на шесть лет. Земли у нас было на две души. Вдруг и дедушка приходит на сборную избу. Не желая упустить землю, – она у нас была вместе, – предлагает отцу сдать ему.
– Грех тебе, батя, – говорит отец. – Четыре года ты владел моей землей, когда я был в Сибири, и ни копейки с тебя не взял, а теперь приходится родному отцу отдавать, да еще на шесть лет…
– А за что я привез вас из Сибири? За спасибо?
– Не верил я тебе еще там, когда ты приехал, и очень жалею, что поверил твоей клятве.
Сдал отец землю, кое у кого занял, набрал восемьдесят рублей. При свидетелях отдал за избу первую половину, а семьдесят рублей уговорились уплатить через месяц. Тут же собрали мы свои пожитки и переехали в свой дом.
Дедушку из компании отец выключил, а на его место пригласил еще одного кулачка.
Пришло время платить за дом. Шестьдесят два рубля отец набрал, восемь рублей не хватает. В долг больше никто не дает. Опять обращается отец к деду:
– Ты пойми, через два часа платить надо, а то ведь пропадут те, что заплачены.
– Ну ладно, дам восемь рублей, но ты подпиши полнивы, которая в Орлине под рожью.
– Ведь она у меня последняя.
– Что ж что последняя… Даром деньги никто не даст.
И пришлось подписать своему же отцу последнюю полниву (полдесятины) посеянного хлеба.
В школу я больше не ходил.
Осенью мы купили лошадь, разделались с долгами.
Зимой возили известковый камень на металлургический завод в трех верстах от нас. Отец ломал, я возил, а летом опять били кирпич.
Отец стал уже третьим компаньоном. Часто начал похаживать с Андреем Никаноровичем и Максимом Платоновичам (своими компаньонами) в трактир чай пить и заказывать сазанчика. А я с двумя работниками бил кирпич. Удалось выкупить часть земли.
Поехали мы пахать. Отец поставил меня к сохе, сказал:
– Держи краем борозды, огрехов не делай.
Начал я пахать, чувствую – не хватает силенки удержать соху. Не я направляю соху, куда надо, а она меня – куда не надо. Трудно было, устал быстро, но отцу не сознался. А он, увидев, что получается ничего, взял бадик и ушел, а мне сказал:
– Постарайся сегодня же кончить и к вечеру приезжай домой.
С тех пор стал я пахарем. К зиме купили еще одну лошадь, сложили из камня амбар для хлеба и хранения сбруи. Наняли работника и всю зиму не переставая возили известковый камень на тот же самый металлургический завод.
Отец почувствовал себя совсем хорошо, стал ходить в пивную, иногда по семь-восемь рублей прокучивал – столько, сколько мы на двух лошадях еле зарабатывали за день.
Летом 1913 года я уже делал все без исключения: косил, пахал, молотил, доски пилил; кирпич бить перестали – не было времени. Выкупили всю свою землю, стали заниматься только крестьянством, а зимой возили камни.
Это было давно, еще до Октябрьской революции. Покосившийся домик, сарай для скотины, поле, огород – вот весь мой маленький мир в детстве.
Бабушка заставляла меня выучивать с ее голоса молитвы наизусть и еще «преподавала» мне закон божий.
Она рассказывала, что земля стоит на трех китах, а я, конечно, верил ей.
И в то время когда люди уже летали на самолетах, в мою голову вбивали, что «свод небесный – твердь есть», а на эту «твердь» ангелы золотыми молоточками приколачивают бриллиантовые звездочки.
Как-то я спросил у бабушки:
– Бабуня, а до неба далеко?
– Так далеко, что и слова такого нет, чтоб сказать тебе.
– Жаль… Ангелов посмотреть охота: как они там с этими молоточками…
Бабушка обругала меня и сказала, что ангелов видеть нельзя. Я удивился: почему же чертей и ведьм можно видеть, а ангелов нельзя? Она опять рассердилась, хотя отлично знала, что с ведьмами наши односельчане встречаются почем зря. По селу вечно ходили рассказы об этом.
Наслушавшись таких рассказов, я стал бояться ходить ночью.
Однажды шли мы с товарищами с поля, и почудилось нам, что кто-то за нами гонится.
– Ведьма! – крикнул кто-то.
И мы бросились бежать.
Несемся во весь опор и слышим, что нас преследуют. Решили защищаться. Набрали камней и, зажмурясь от страха, давай их швырять в сторону нашего преследователя. Слышим – отстал. «Ага, видно, и черт камней боится!»
Пошли дальше, а за нами снова кто-то топает.
Тут мы выпустили весь заряд камней и дали стрекача до нашего дома, который стоял на самом краю деревни.
Товарищи так домой и не пошли – ночевали у меня. А утром выяснилось: пропал ягненок у нашего лавочника. Работник всю ночь бегал искал, а к утру нашел его всего избитого камнями. Бедный ягненок еле на ногах держался.
Жаль мне стало ягненка, но ребята уверяли, что в его шкуре ночью сидела ведьма.
Об этом случае я скоро забыл. Меня поразило другое.
