Но когда прошло пять дней и настал срок присяги, Марий созвал сенат и заявил, что народ добивается утверждения lex agraria, а потому лучше его не злить и принести требуемую клятву, но с оговоркой: повиноваться этому закону, когда он таковым станет, – намек на то, что он был принят насильственно и при дурных знамениях. Потом, когда селяне разойдутся, можно будет не признать столь сомнительное решение комиций (Плутарх. Марий. 29.6; Аппиан. ГВ. I. 30. 136). Несложно представить, что сказал бы Марий, если бы впоследствии его упрекнули в двуличии: обращать внимание на случайные знамения не обязательно, а что до насилия, то за дубины первыми взялись враги законопроекта.[466]
Однако оправдываться не потребовалось, ибо всеобщее внимание отвлекла судьба Метелла Нумидийского. Марий первым принес присягу перед квесторами в храме Сатурна, где хранилась государственная казна. Прочие сенаторы, понимая, что сторонники Сатурнина не намерены шутить, поступили таким же образом. Против был лишь Метелл Нумидийский – злейший враг победителя Югурты, который понимал, что аграрный закон может лишь усилить влияние Мария. Он наотрез отказался присягать. «Дурной поступок, – заявил он друзьям, – это подлость; поступить хорошо, ничем при этом не рискуя, может всякий, но лишь доблестному мужу присуще поступать хорошо, невзирая на риск» (Плутарх. Марий. 29. 6–8; Аппиан. ТВ. I. 31. 137–138).
В принципе, конечно, отказ Метелла не имел значения для принятия закона. Однако дала о себе знать старая вражда. «У Мария не было в сенате худшего врага, чем человек, который восемь лет назад стремился помешать ему впервые стать консулом. Что же касается Сатурнина и Главции, то они не забыли, как Метелл, будучи цензором в 102 году, пытался лишить их сенаторского ранга».[467] К тому же его удаление лишило бы противную сторону авторитетного лидера. Сатурнин послал служителя, который должен был удалить строптивца из сената. За него вступились другие трибуны. На сей раз Сатурнин не решился прямо проигнорировать их мнение, а вместе с Главцией начал разжигать гнев народа, говоря, что нуждающиеся так и не получат земли. В конце концов он предложил закон об изгнании Метелла, мотивируя это, очевидно, тем, что не может оставаться гражданином тот, кто не подчиняется законам.[468] Сторонники Метелла готовы были защищать его с оружием в руках. Однако он посоветовал им разойтись и не начинать из-за него распрю: «Если дела пойдут лучше и народ одумается, я вернусь по его призыву, а если все останется по-прежнему, то лучше быть подальше». После этого Метелл удалился на Родос, а земельный закон вступил в силу (Плутарх. Марий. 29. 9-12; Аппиан. ТВ. I. 31–32; Ливии. Периоха 69; Флор. III. 16. 3–4; Орозий. V. 17. 4 и др.).
Итак, Сатурнин и Марий достигли успеха. Им удалось не просто провести аграрный закон и отправить в изгнание Метелла – они смогли объединить вокруг себя значительную часть сенаторов, всадников, простого народа, а также италийских союзников. Они имели поддержку в лице ветеранов. Иными словами, они достигли того, о чем только могли мечтать Гракхи, и даже большего.[469] Сатурнин добился новых успехов – он в третий раз стал плебейским трибуном и провел на эту должность Луция Эквиция, перед тем брошенного в тюрьму по приказу Мария, но освобожденного толпой (Валерий Максим. III. 2. 18; IX. 7. 1; Аппиан. ТВ. I. 32. 141; 33. 146).
Однако дни реформаторов-экстремистов были сочтены. Произошло следующее. Главция решил баллотироваться на консульских выборах, хотя это было незаконно – требовалось соблюдение двухгодичного интервала между занятием должностей претора и консула.[470] В итоге его кандидатуру отклонили {Цицерон. Брут. 224). Первым на высшую должность был избран Марк Антоний. Одним из претендентов на второе место являлся Авл Постумий Альбин (он в итоге и одержал победу), другим – Гай Меммий, тот самый, который в 112 году агитировал толпу против сторонников примирения с Югуртой. Его убили дубинами какие-то темные личности – как уверяли, люди Сатурнина и Главции (Аппиан. ГВ. I. 32. 142; III. 16. 5; О знаменитых мужах. 73.9; Орозий. V. 17. 5).[471]
Не вполне понятна цель убийства, если его совершили Сатурнин и Главция – последнего все равно отстранили от участия в выборах, и гибель Меммия ему ничего не давала. И почему умертвили именно Меммия, а не другого кандидата, более знатного Альбина? К слову сказать, последний был весьма заинтересован в гибели Меммия, своего конкурента. К тому же один из Постумиев, консул 111 года Спурий, был осужден во время Югуртинской войны в ходе процессов, во многом инспирированных Меммием. Еще вероятнее причастность к случившемуся Скавра, враждовавшего с Меммием с тех же времен (Саллюстий. Югуртинская война. 32.1).[472] Свалили же ответственность на Сатурнина, который, как считалось, в свое время организовал убийство Нунния. (В конце концов, заказчики могли заплатить за «операцию» кому-либо из людей трибуна, чтобы обвинение против последнего выглядело правдоподобнее.[473]) Никакой возможности оправдаться ему не дали, и озвучить иную версию оказалось некому – все античные авторы воспроизвели мнение противников трибуна.
Что бы ни случилось в действительности, ответственными за случившееся объявили Сатурнина и Главцию. Если история с Нуннием не имела для них в свое время последствий, то теперь ситуация изменилась. Против «демагогов» сплотилась вся знать – «Октавии, Метеллы, Юлии, Кассии, Катоны, Помпеи», перечисляет Цицерон, и это далеко не все (За Рабирия. 21). Но самое главное – распался их союз с Марием. Вряд ли ему понравилась история с Эквицием, брошенным в тюрьму по его приказу и освобожденным толпой явно не без участия Сатурнина.[474] Цицерон упоминает о том, что Главция, поначалу прославлявший победителя кимвров, теперь поносил его (Об ответах гаруспиков. 51). Марий в долгу не остался: именно он (или его коллега и союзник Валерий Флакк) отклонил на выборах кандидатуру Главции.[475]
Но что вызвало такую перемену? «Марий испугался им самим вызванных демонов», – утверждал Моммзен.[476] Сатурнин собирался идти явно дальше, чем того хотел победитель кимвров.[477] Бесспорно, последний уж слишком сросся с сенатской средой, в которой занимал почетное место как консуляр. Пойти на разрыв с ней он, разумеется, не мог. Бесконечно лавировать между буйными «демагогами» и «порядочными» людьми – тоже. Половинчатая позиция навлекала на него неудовольствие обеих сторон. Очевидно, она-то и послужила причиной разногласий с Сатурнином и Главцией. Явно возникла опасность, что Сатурнин как опытный политик и организатор перехватит контроль над его ветеранами. Да и вообще популярность трибуна слишком возросла, и на ее фоне не столь уж блистала слава победителя кимвров.[478] К тому же против «демагогов» помимо сенаторов выступили многие всадники, прежде превозносившие Главцию за судебный закон. Очевидно, буйства Сатурнина и его союзников причиняли слишком много беспокойства горожанам и мешали деловой активности.[479] Разрыв стал неизбежен. Неприятность ситуации для Мария состояла в том, что отказ от союза с «демагогами» не обещал ему симпатий противной стороны – для большинства нобилей он оставался наглым выскочкой. Приходилось из двух зол выбирать меньшее.
