открытий. Более того, если бы испанцы восприняли всерьез утверждение, что Веспуччи опередил Колумба и первым ступил на землю Нового Света, корона обязательно использовала бы это обстоятельство в долгом судебном процессе с наследниками Колумба.
Такая «кучерявая» аргументация нуждается в бритве Оккама. Чтобы этот аргумент заработал, мы должны предположить, что испанцы знали о текстах, напечатанных под именем Веспуччи, но простили ему или просто решили не обращать на них внимания, ибо также знали, что Веспуччи не являлся настоящим автором. Как такое могло быть? Кто был способен незаметно запустить нужный месседж в медийное обращение?
Реальное объяснение прочной репутации Веспуччи в принявшей его стране лежит в укоренившейся в ней природе книжной торговли. Письмо к Содерини никогда не было широко известно в Испании. Это была одна из немногих стран в Европе, где ни Mundus Novus, ни Письмо к Содерини не были переведены или опубликованы. Mundus Novus не повредил бы репутации Веспуччи ни в коем случае; туманное заявление о еще одном его путешествии, не отмеченном в других источниках, не имело акцентированного характера, и из текста не следует, что он пересек Атлантику прежде Колумба. Более того, испанский и, как мне кажется, португальский книжные рынки были в известной мере дискриминационными в отношении литературы о путешествиях. Только две из 22-х редакций отчета Колумба о его первой экспедиции, что появились с 1493 по 1522 годы, были на испанском языке, и не сказать, чтобы они пользовались чрезмерной популярностью. Эти отчеты – большая редкость, оба известны только в единственных экземплярах. Во втором десятилетии века научная, без налета сенсационности, книга Петера Мартира практически захватила рынок, вытеснив почти все другие работы, посвященные Новому Свету. Веспуччи мог быть известен (или иметь соответствующую репутацию) как автор романтических небылиц, но ему прощалось читателями, для которых этот жанр четко отделялся от подлинных рассказов об исследовательских экспедициях – ведь никто не принимает писания Эдвины Карри [233], Дугласа Хёрда [234] или Саддама Хусейна за подлинные политические мемуары. Сын Колумба Эрнандо имел в своей библиотеке печатные работы Веспуччи, но позволял их хождение без комментариев. Веспуччи мог, вероятно, – и я верю, что искренне – снять с себя всю ответственность за Письмо к Содерини, полагая его подделкой, выпущенной от его имени. Но его никогда не просили от него откреститься; этот вопрос даже не поднимался.
Традиционные критики Письма к Содерини также утверждают, что Содерини сам по себе не мог быть адресатом для Веспуччи, потому что клиент Медичи не стал бы писать одному из его врагов. Но этот аргумент не работает. Соображения лояльности никогда не удерживали Веспуччи от поисков одобрения, поддержки, патронажа и денег, каким бы ни был их источник. Как номинальный глава флорентийского государства, Содерини был достойным адресатом этой работы. Предположение, что он и был гипотетическим читателем, возникает из свидетельства в самом тексте Письма, которое подразумевает «великолепие» патрона и исходит из посыла, что тот руководит правительством «великой республики», явно подразумевая несколькими строками ниже Флоренцию. Заключительные строки отчета о последнем путешествии служат тому дополнительным подтверждением: «Пусть Ваше Великолепие извинит меня, коего я прошу причислить к числу ваших слуг», – пишет автор, вверяя Богу «процветание вашей благородной республики и честь Вашего Великолепия» [235]. Однако печатная версия Письма не содержит явного адресата. Имя Содерини возникает в рукописных копиях работы, но невозможно сказать, подготовлены они до или после появления Письма в печати. Действительно, печатная версия как будто появилась первой и, возможно, стала источником для рукописных вариантов.
Каким же образом имя Содерини было соотнесено с Письмом? Согласно одной теории, его добавил издатель Джиованни Баттиста Рамусио. Он явно изменил адресата посвящения в Mundus Novus на Содерини [236]. Но редакция Рамусио появилась только в 1550 году, а к тому времени Письмо уже давно было связано с Содерини. Остается предположить, что изначально оно было посвящено лицу незначительному и сама отсылка является следованием литературной традиции – как в случае с автором Lazarillo de Tormes или Justine, которые посвящались таинственному, но, очевидно, выдуманному покровителю в попытке установить интригующую дистанцию между писателем и читателем.
Более того, есть некоторые соображения, говорящие в пользу Письма к Содерини, которые нужно упомянуть. По своему языку оно похоже на короткий отчет Веспуччи о путешествии Кабрала и отчасти может иметь его источником. В нем повторяется описание из Фрагмента Ридольфи изменения курса, выполненного Веспуччи во втором путешествии на 32-х градусах к югу от американского побережья, и рассказ об уходе экспедиции в океанские просторы. Компилятор был хорошо информирован о некоторых аспектах жизни Веспуччи. Он знал о Джорджио Антонио Веспуччи и его роли в образовании Америго. Обращаясь к адресату Письма, он пишет:
«Я вспоминаю, как во времена нашей юности я был твоим другом, как сейчас я являюсь вашим слугой; и нам преподавал основы грамматики уважаемый и благочестивый брат Джорджио Антонио Веспуччи в Сан-Марко, служивший нам примером, мой дядя. Ах, если бы я только следовал его советам! Ибо, как писал Петрарка, “я был бы совсем другим человеком”».
Отрывок звучит искренне и заставляет вспомнить самокритику молодого Веспуччи в его книге упражнений (стр. 32–34) с признаниями в собственной нерадивости. Конечно, умелый мистификатор способен сфабриковать подобный пассаж, и напускное сожаление о неразумно проведенной молодости можно опустить как риторический прием. И всё же: насколько характерен для настоящего Веспуччи угодливый тон, насколько привычна аллюзия к Петрарке! Компилятор также называет брата Америго Антонио по имени. Хотя эти пассажи не доказывают авторство Веспуччи Письма Содерини, они включают эту работу в контекст, близкий самому Америго, и привлекают наше внимание к пассажам, которые компилятор мог взять из подлинных работ.
Следующее предложение также показывает, что у компилятора имелись такие сведения о Веспуччи, которые нельзя было получить из каких-либо источников того времени – нужно было знать его самого:
«Вашему Великолепию несомненно известно, что причина моего прибытия в эту область Испании состоит в желании заняться коммерцией, и что я упорно ею занимался примерно четыре года, в течение которых испытал различные превратности Судьбы и был свидетелем того, как она переменчива в своих привязанностях… и лишает человека того богатства, которое можно назвать данным взаймы. И когда я познал неустанный труд, которому мужчина должен упорно предаваться, чтобы добиться богатства, соглашаясь терпеть лишения и опасности, я решил оставить торговлю и посвятить себя чему-то более достойному и долговременному. Вот так получилось, что я решился путешествовать, чтобы увидеть часть мира и его чудеса» [237].
Учитывая риторические приукрашивания – образ Судьбы, поиски симпатий читателя, непризнание низких мотивов – предложение кажется мне замечательно
