Я решил передать Федьку под поручительство матери и помог ему поступить на работу и в школу. Быстро шли годы, все это время мы периодически встречались с Федькой. Он работал. Женился. Жена была у него хорошим человеком, он незаметно подпал под ее влияние. Федька навсегда отошел он «воровских законов», и они его больше не пугали.
Однажды Федька позвонил мне в МУР, и я принял его у себя в кабинете. Волосы его, подстриженные под бобрик, сильно посеребрились. Лицо покрылось морщинами. Мы разговорились. Напротив меня сидел уже не Федька, а Федор Константинович, исполняющий обязанности главного механика одного из крупнейших предприятий Подмосковья. Мне было приятно, что в формировании этого человека была доля труда работников уголовного розыска.
Но вернемся к участникам банды Нарыжного, Качалина и других.
На допросах Качалин стал вести себя сдержанно и давал подробные показания о совершенных преступлениях. Его показания перекрывались показаниями его соучастников, и вот круг замкнулся на пивной, что на Малой Грузинской улице.
Теперь нам были известны все участники банды. Их было двенадцать.
Семен Григорьевич Дегтярев написал наконец справку генералу. А через несколько дней он получил орден «Знак Почета».
В СТОРОНЕ ОТ БОЛЬШОЙ МАГИСТРАЛИ
С основной магистрали Минского шоссе наш путь лежал в древний город Рузу.
Спокойным серебристым покровом поблескивала река. Зеленые берега спускались так близко к воде, что даже казалось — небольшая волна и та могла захлестнуть разбежавшиеся по всему берегу ромашки и незабудки.
Здесь было совершено убийство, обстоятельства которого мне предстояло расследовать.
Труп солдата лежал в густой траве. Ворот защитной гимнастерки был расстегнут, пожелтевшая от солнца пилотка висела на сучке маленького ивового кустика. Всюду были разбросаны окурки самокруток, куски хлеба и обрывки газет.
Тщательный осмотр местности ничего утешительного не подсказал. Выстрелом в упор так разворотило лицо, что невозможно было опознать личность убитого.
Мы неожиданно появлялись на лесных тропах, а чаще всего в кругу жителей сел и деревень. Без помощи населения мы и не думали о поимке бандитов.
С помощью войск истребительных батальонов были прочесаны десятки километров лесного массива. Проверены лесные сторожки и землянки. Но кто они, бандиты, оставалось для нас загадкой.
Наши продовольственные запасы часто подходили к концу, и мы превращались в «браконьеров». Гранатами глушили в реке рыбу. В кустах, по склонам реки, собирали малину. Этим довольствовались иногда целыми днями.
Удары топоров и скрежет пил привели нас к большой группе московских девушек, работавших на заготовке дров.
— Что, мальчики, умаялись? — обратились они к нам. — Покурить угостили бы.
Положив вещевые мешки, мы закурили. Завязался веселый разговор о братьях-разбойниках, обитающих в лесах. Большим мастером рассказывать анекдоты был Костя Стрючков. Где соврет, где правду скажет, и все это сопровождалось веселым смехом.
— Девушки, норму не выполните, — съязвил Свирин.
— Нажмем, до вечера еще далеко, — ответила одна из девушек.
В разговор вступила бригадир Лена.
— Мальчики, ведь фронт далеко, вы случайно не оттуда драпаете? Девочек от работы отрываете, — и зашлась смехом.
Я отозвал Лену в сторону. Но в это время ее подруга Нина, обращаясь к другим девушкам, почти во весь голос закричала:
— Смотрите, смотрите, наш бригадир-то в рабочее время в лес ударилась!
В разговор вступила бригадир Лена:
— Знаем ваши дела, поскорей возвращайся.
Я невольно погладил лицо рукой и подумал, что пора бриться.
— Пора, пора, такой молодой, а щетиной зарос, — заметила Лена. — Вот у нас на днях были трое. Правда, у них таких штучек не было (она показала на мой автомат). У одного была винтовка, а у второго, что приставал к Нинке, на левой руке картинка нарисована была — кинжал, обвитый змеей.
— Покричите Нинке, — обратился я к Лене.
— Ни-ин-ка, Нинка! — закричала Лена. — Иди сюда, бегом!
Из-за кустов появилась курносая Нинка.
— Что случилось?
— Идите, помогайте, — позвал я ее.
— Расскажи, как к тебе приставал тот с картинкой на руке, что был недавно у нас на делянке.
— Их было трое. Все обросшие, как вы, — и она пальцем показала на мою бороду.
— Сегодня помолодимся. Вечером не узнаешь, — ответил я Нине.
— Так это не картинка была, — сказала Нина. — Это была татуировка, синей тушью наколота. Так делали наши ребята в школе.
Пришлось рассказать, кто мы такие и как попали в лес. Я показал свое удостоверение.
— Рубить таких на куски, рубить или публично вешать! — твердила Лена.
— Ну, подружка, пора на работу.
Мы получили новые данные и приметы, совпадавшие с теми, что были добыты от потерпевших при совершенных преступлениях.
— До свидания, девушки, — обратился к ним Свирин. — До скорой встречи!
— А когда же снова увидимся? — обратилась к нему Нина.
— Скоро увидимся. Побреемся и заглянем, — отшучивался Свирин.
В стороне от шоссейной дороги раскинулось небольшое село. В этом селе я не появлялся более трех лет. Мы подходили к нему ранним утром. Горланили петухи. На крыльце правления колхоза дремал сторож. Костя Стрючков сильно кашлянул и опустил вещевой мешок на ступеньки крыльца.
Сторож вздрогнул и схватился за дробовое ружье.
— Не беспокойся, папаша, — обратился я к Матвею Захаровичу. — Старые знакомые.
— Давненько, давненько не показывались, а у нас опять неприятность.
— Какая неприятность?
— Да как же — на днях магазин пытались ограбить.
— А как же сторож?
— Да что сторож, одногодки мы с ним, уже за семьдесят. Трах из ружья, а они ни с места. Ружье отобрали — да об угол, и след простыл.
— Ну а дальше?
— А что дальше? Ищи-свищи! Разговоры идут — ходит этот бродяга по селам, грабит. Бандитом стал, с винтовкой ходит.
— Да кто ходит-то?
— Колька Блохин. Двух напарников заимел. Вы авось должны его знать, бывал он у вас.
— Туберкулезный?
— Вот-вот, этот самый Колька Блохин и есть. Сестра у него красавица. Один к ней и примазался. Награбят и пьют до утра, а днем спят в сарае. Вот та пристройка к дому. Сена много, там они и гужуются.
Матвей Захарович показал на дом Блохиных. Покашливая, сплюнул на ступеньки крыльца.
Утром в село приехал полковник Каверзнев.
— Ну, где бандиты? Запевалин ругается на чем свет стоит.
