была в том, что большинство этих людей никогда не бывали на Кипре и плохо представляли себе ситуацию на острове. Поэтому они не могли адекватно разговаривать с корреспондентами западных СМИ, посещавшими Кипр регулярно.
Взявшись за дело, я разработал правила, согласно которым все новые сотрудники информационных дипломатических служб должны были провести одну неделю стажерами в каждом департаменте Министерства печати и информации [74] для ознакомления с работой этих департаментов. В духе этих правил я прошел такую стажировку сам, а затем оперативно отправил туда и остальных своих коллег.
Последним этапом учебы участников программы были их ознакомительные поездки на Кипр, где молодые люди получали возможность вплотную соприкоснуться с реальными проблемами острова, встретиться с влиятельными деятелями как с греческой, так и с кипрской стороны, наблюдать их политическое поведение. Эти поездки оказались весьма полезными, поскольку помогали сотрудникам греческих пресс-служб лучше ориентироваться в ситуации, улавливать нюансы и предвидеть развитие событий. Завершив программу, ее участники отправились на свои посты в Великобритании, Франции, ФРГ и других странах. Их было не так много, всего человек десять, но в итоге все заняли руководящие должности.
Неожиданно для себя вскоре на одной из таких должностей оказался и я.
В начале августа 1965 года меня перевели в Вашингтон. Предыстория этого перевода была связана с именем очень интересного человека – руководителя греческой информационной кампании в США, видного журналиста Герасимоса Цигантеса. Цигантес, окончивший, как и я, «Афинский колледж», был уроженцем острова Кефалония, получившим известность благодаря своим военным репортажам из Кореи в начале 50-х годов. Он был сыном генерала, воевавшего во время Второй мировой войны в Северной Африке и создавшего там греческий «спецназ», до сих пор пользующийся очень неплохой репутацией.
Сам Герасимос тоже поучаствовал в войне, волею военных обстоятельств оказавшись на службе в британском флоте. Женившись на дочери британского военно-морского министра, он вышел в отставку, переквалифицировался в военного журналиста и работал в британской газете «Обсервер», где публиковался под псевдонимом Филип Дин. Во время одной из своих поездок в Корею он попал в плен к китайцам и несколько лет просидел в лагере для военнопленных.
О пережитом в Корее Цигантес позже написал в своей книге «Лучше бы я умер» [75], также опубликованной под вышеупомянутым псевдонимом. После освобождения из плена работал руководителем представительства ООН в Вашингтоне, откуда, по приглашению правительства Георгиоса Папандреу, перешел руководителем в вашингтонское бюро Министерства информации и печати Греции. Там-то он и столкнулся с информационной некомпетентностью и низким качеством работы сотрудников, создававшими сложности в работе бюро и грозившими реальными дипломатическими промахами или даже провалами. От всего этого Цигантес пришел в ужас и уехал в Афины объявлять о своей отставке.
Учитывая, что я уже хорошо проявил себя как организатор информационной работы в связи с кипрской проблемой, меня привлекли и к разрешению кризисной ситуации с бюро в Вашингтоне. Я был вызван к министру и получил поручение разобраться и дать предложения. Внимательно изучив вопрос, я набросал план срочных мер по налаживанию нормальной работы в вашингтонском бюро и направил на подпись руководству. Министр ознакомился с предложенным мной планом и одобрил большинство моих рекомендаций.
Когда Цигантес узнал о моей роли в разработке антикризисной программы, он попросил, чтобы меня послали в Вашингтон в качестве его заместителя. Так я стал атташе по печати и информации при посольстве Греческой республики в США. Отныне моя задача состояла в том, чтобы снабжать американские СМИ информацией по проблемам Греции и Кипра и влиять на их освещение таким образом, чтобы обеспечить Греции поддержку американского правительства и общественного мнения. Дело было живое и интересное, к тому же речь шла о помощи своей стране в сложных международных условиях.
Новая работа определила не только мою новую карьеру – политико-дипломатическую, – но и всю мою последующую жизнь на десятилетия вперед. Разумеется, она меняла мои научные планы. К моменту моего отъезда в Вашингтон у меня уже был довольно солидный научный задел. Работая в Париже вместе с ван Режемортером, я создал на базе привезенного им из России массива документов картотеку греков диаспоры примерно на четыре тысячи имен. Я также опубликовал несколько статей и одну книгу о коллекциях документов из архивов Министерства иностранных дел Франции, касающихся новогреческой истории в XVII–XIX веках.
Когда я получил назначение в посольство в Америку, я написал письмо профессору Раеву, в котором просил согласия на продолжение моей научной работы под его руководством на кафедре русской истории Колумбийского университета. Получив согласие и рекомендацию профессора, я послал на кафедру документы, где были отражены все мои достижения как историка, начиная с колледжа Помона. На основании этих документов я был принят в докторантуру. Моя научная эпопея на кафедре Раева продолжалась до 1972 г., когда я сдал устные докторантские экзамены и получил квалификацию преподавателя университета. (Впоследствии это дало мне возможность заниматься академической карьерой в американских университетах.)
Довести мою научную диссертацию до защиты на кафедре в тот момент не представлялось возможным, поскольку для завершения работы мне нужно было провести еще немало времени в русских архивах. Колумбийский университет к таким случаям подходил гибко и существенно продлил мне сроки для завершения работы и издания книги. В результате книга появилась на свет много позже (она была опубликована в 2007 году в Санкт-Петербурге под названием «Греки и Россия. XVII–XX вв.» [76]. Кстати, профессору Раеву она понравилась.
Именно в период сборов в Америку распался наш брак с Николь, которая отказалась ехать со мной в Вашингтон, решив сменить занятия наукой на карьеру в бизнесе. Получив хорошее образование и прилично зная иностранные языки, мы с Николь давно подрабатывали переводами, как молодые люди во всем мире. Со временем мы вступили в партнерство с одной из родственниц Николь, владевшей агентством офисных услуг. Посовещавшись, мы решили открыть при этом агентстве свое бюро переводов.
Идея оказалась удачной: после вступления в Общий рынок Франция очень нуждалась в переводах и переводчиках. Я стал финансовым партнером всего агентства и внес для этого необходимый капитал в равных долях с родственницей. Деньги я собрал, продав один из семейных земельных участков в Греции. Николь стала генеральным директором агентства и быстро подключила к делу нескольких родственников и даже родителей, обнаружив изрядную деловую хватку.
Надо сказать, что родители Николь были простые люди: отец – водитель автобуса, мама – мелкий бухгалтер на заводе. Естественно, что и они, и другие члены семьи воспринимали работу в бюро переводов как большой подарок и держались за нее изо всех сил. В дальнейшем бизнес «пошел в гору», а с ним и все мои французские свойственники, а я отдалился,
