власть, члены этого триумвирата сделали вид, что получили поддержку короля Константина, хотя это было далеко от реальной действительности. Все же в виде уступки королю и для улучшения своего имиджа военные назначили номинальным гражданским премьер-министром бывшего главу Верховного суда Константиноса Коллиаса.
К сожалению, «черные полковники» действовали при явной и неявной поддержке США. Хотя официальный Вашингтон не уставал повторять, что не имеет отношения к организации переворота и что приход военных к власти в Афинах явился для него сюрпризом, американское правительство фактически поддержало хунту и блокировало попытки других, в первую очередь европейских, стран воздействовать на нее для восстановления демократии как через европейские и другие международные структуры, так и через НАТО. А впоследствии выяснилось, что ЦРУ заранее предупреждало американское правительство о готовящемся перевороте и что в феврале даже состоялось заседание на эту тему специального комитета с участием представителей Белого дома, Совета национальной безопасности, ЦРУ, госдепартамента и министерства обороны [82]. Очевидно, что руководство США приняло решение хунте не противодействовать.
Даже если допустить, что американцы ждали переворота от генералов-роялистов, а не от офицеров среднего звена, это все равно не освобождает их от моральной ответственности за поддержку, оказанную Пападопулосу и его товарищам.
Справедливости ради, надо заметить: документы госдепартамента того периода, ставшие доступными в последнее время, указывают на то, что государственный департамент при всех контактах с представителями нового режима выражал озабоченность произведенными политическими арестами в Греции и призывал вернуть страну на конституционные рельсы. Однако в целом американское правительство не торопилось предпринимать какие-то решительные шаги, потому что, с одной стороны, так же как и «черные полковники», опасалось прихода к власти непредсказуемого Андреаса Папандреу с его декларированным антиамериканизмом и левацкими лозунгами, а с другой – имело иные внешнеполитические приоритеты, в частности в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Таким образом, формирование американской политики на греческом направлении в период до и непосредственно после путча оказалось в значительной степени в руках сотрудников посольства США в Афинах и в первую очередь посла Филипса Тэлбота. Последний назвал военный переворот в Греции «изнасилованием демократии», но регулярно информировал Вашингтон о том, что, кроме военных, восстанавливать стабильность в Греции практически некому и что надо работать над демократизацией режима полковников [83].
В итоге всё пришло к тому, что американские правительственные визитеры (вице-президент греческого происхождения Спиро Агню, открыто поддержавший военную хунту, а также министр обороны Мэлвин Лэйрд и многочисленные генералы и адмиралы) стали петь дифирамбы режиму, заявляли о «греческом экономическом чуде» и о «великолепной боевой готовности греческих вооруженных сил». В коридорах власти муссировались аргументы об «исторической необходимости» диктатуры для модернизации Греции, сохранения страны в составе НАТО и борьбы с коррупцией. Все псевдоаргументы Вашингтона были впоследствии убедительно опровергнуты, о чем имеется соответствующая литература и документы. Есть также сведения о том, что глава хунты Пападопулос был функционером греческих спецслужб и два года работал посредником между последними и ЦРУ [84] и что у американцев имелся на него «компромат», позволявший контролировать его действия. Я думаю, это, скорее всего, касалось участия полковника в «батальонах безопасности» во время Второй мировой войны [85].
Самым неприятным было то, что, декларируя «осторожный» подход к хунте для предотвращения дрейфа последней в сторону «насеризма», США заняли двойственную позицию в отношении экономической и военной помощи режиму Пападопулоса, несмотря на дальнейшее ужесточение в стране репрессий против сторонников демократии и членов их семей, пытки и прочие гонения против тысяч людей. В апреле 1967 года администрация Джонсона частично заморозила военную помощь Греции, заявив о невозможности снабжения самолетами, кораблями и танками режима военных, въехавших на этих танках во власть в нарушение конституции страны. (При этом введенные ограничения касались лишь тяжелой боевой техники, составлявшей примерно половину от всего 63-миллионного пакета военной помощи.) [86]
Однако уже в октябре 1968 года соображения стабильности и геополитики взяли верх, и военная помощь была возобновлена. Опасаясь прихода к власти в Греции коммунистов в случае падения хунты, а также ссылаясь на ввод советских войск в Чехословакию, американское правительство решило, что южный фланг НАТО нуждается в укреплении для противодействия Советскому Союзу. Беспокоила Соединенные Штаты и внутренняя нестабильность в Турции. В общем, основной американский интерес заключался в продолжении беспрепятственного доступа к военным базам и коммуникационным ресурсам США, находившимся на территории Греции. При этом Вашингтон продолжал призывать «черных полковников» к возобновлению конституционного процесса, на что «полковники» отвечали неопределенными обещаниями. Все это вместе взятое деморализовывало греков и не предвещало им перемен к лучшему в обозримом будущем.
Расскажу, однако, о том, что я сам помню о первых днях и неделях диктатуры. Как я уже писал выше, переворот в Греции произошел в ночь на 21-е апреля 1967 года. Часов около 10 вечера (в Вашингтоне на календаре было еще 20 апреля) мне позвонил мой добрый знакомый, директор сектора Греции в Отделе по делам Греции, Турции и Ирана Бюро по делам Ближнего Востока и Южной Азии госдепартамента США Дэниэл Брюстер, который сообщил мне, что в Афинах что-то случилось, и попросил узнать, что именно. Звонок Брюстера застал меня в моем собственном кабинете в здании, где находился отдел печати греческого посольства. В то время я часто засиживался на работе допоздна, потому что в отделе была хорошая библиотека.
Я поднял на ноги сотрудников греческого посольства, включая уже спавшего посла, и все стали звонить по разным телефонам, но без успеха. Связи с нашей столицей не было, и это вызывало тревогу. Тогда военно-морской атташе Г. Моралис, находившийся, как и еще несколько сотрудников, в моем кабинете, предложил попробовать позвонить своему другу, служившему в штабе военно-морских сил НАТО в Неаполе. Моралису повезло – его друг снял трубку и обещал перезвонить. Через несколько минут раздался звонок, и этот военно-морской штабист сообщил, что дозвонился до министерства обороны в Афинах и что дежурный унтер-офицер на коммутаторе заявил ему: «Все идет по плану. Все в порядке». Так мы поняли, что в Греции случилось что-то важное.
Тем не менее еще день или два после этого никто в Вашингтоне, включая сотрудников греческого посольства, офицеров в Пентагоне и греческого военного представителя в НАТО, не понимал толком, что же именно произошло и кто теперь находится у власти в стране. До нас только дошли слухи, что это военные и что король им подчинился, но оставалось много вопросов. Помню, как я зашел в кабинет посла Александроса Матсаса и мы с ним долго сидели молча, а потом посол сказал: «Господин Николопулос, как Вы думаете, что они теперь будут делать? Видимо, что-то из репертуара фашистов?!»
К концу
