— Не может этого быть, — сказал командир артиллерийской части Шуманн, услышав о предполагаемом авианосце. — Авианосец обязательно выслал бы вперед разведывательные самолеты.
— Может, и так, но что, если этот авианосец по какой-то причине переводят в новую зону действий и он выбрал эту пустынную трассу именно потому, что здесь вряд ли кого встретишь?
— Это, конечно, возможно. Будем надеяться, что так.
Конец дискуссии положило новое донесение с фор-марса о том, что незнакомец оказался вспомогательным крейсером «Тор», который возвращался к месту встречи.
— Верно, «Тор», — сказал Кранке, оглядев судно в бинокль. — Это марево слегка исказило очертания надстроек, так что он стал похож на авианосец. Отменить тревогу.
Орудийные стволы крейсера вернулись в обычное положение, и матросы покинули боевые посты. «Шеер» просигналил остальным судам, призывая их вернуться на место встречи, и дальше мероприятие шло по плану.
Лейтенант Энгельс и еще один офицер отправились на «Сторстад» с рабочей бригадой, чтобы дать передышку людям Ханефельда. Они уже перевезли несколько тысяч яиц, свежие овощи и множество мешков с картофелем. Другие необходимые припасы танкер получил из вместительных трюмов корабля снабжения «Нордмарк». «Сторстад» вез жидкое топливо из Мири, с острова Борнео, специалисты «Шеера» и «Нордмарка» проверили его на качество и подтвердили мнение, ранее уже выраженное капитаном «Пингвина», о том, что это первоклассное топливо, готовое к немедленному использованию без какой бы то ни было предварительной обработки. После проверки жидкое топливо, кроме тысячи тонн, которую оставил «Сторстад» в качестве неприкосновенного запаса, перекачали на «Нордмарк», чтобы оно послужило немецкому флоту.
День прошел в работе. Тем временем Ханефельд отдохнул, наелся и выспался и снова вышел на палубу, чтобы принять командование кораблем. Он принял еще одну партию военнопленных, и по его просьбе Кранке усилил призовую команду танкера. Помимо исполнения обычных обязанностей командира корабля, Ханефельду теперь пришлось стать сторожем при 600 пленных, наполовину состоявших из британских граждан, и в их числе было несколько опытнейших, умнейших и храбрейших моряков, которых только можно встретить во всех морях и океанах земного шара.
Сторожить пленных оказалось нелегкой задачей, а особенно не дать им возможность выкинуть какую-нибудь штуку. Пленных содержали в отнюдь не удовлетворительных условиях. Ведь «Сторстад», в конце концов, танкер, а не пассажирское судно. Ханефельд разместил пленников в передней части судна, где за ними было относительно легко присматривать с мостика. Офицеры поместились в старом полубаке с накрепко закрытыми и замазанными иллюминаторами, чтобы пленные не могли отправить световые сигналы. Матросы теснились в носовом трюме. Днем на него падали прямые лучи тропического солнца, отчего внутри становилось жарко, как в печке.
— Извините, что приходится держать вас в неприспособленных помещениях, — объяснял Ханефельд британским офицерам и матросам, — но отчасти этими неудобствами вы обязаны тому огромному уважению, которое я испытываю к вашей храбрости и опыту. Я, понимаете ли, не хочу, чтобы в итоге вы доставили меня пленным в британский порт или чтобы немецкая подлодка отправила меня на дно под вашим флагом. Однако, приняв все, на мой взгляд, необходимые предосторожности, я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить вашу участь, и если вы считаете, что я могу чем-то вам помочь, прошу вас сказать мне.
Отправившись в обратный путь, Ханефельд регулярно приказывал поливать люки водой, чтобы в трюме было не так жарко, а когда он считал, что безопасности ничто не угрожает, он позволял пленникам выйти погулять на палубу. Капитанам кораблей, затопленных вспомогательным крейсером «Пингвин», жилось чуть лучше; их поместили в каютах вдоль левого борта на нижней мостиковой палубе, где за ними легко мог наблюдать немецкий часовой. Вместе с ними поселили генерала Армии спасения, захваченного на одном из кораблей.
— Вот настоящие мужчины, — сказал Ханефельд своим коллегам. — Должно быть, их с младенчества вскармливали на виски и табаке. Жалко, что приходится держать их взаперти; я бы с большим удовольствием прошелся с ними по гамбургскому Рипербану. Вот было бы приключение, уж будьте уверены.
Помимо всех этих крутых парней, на попечении Ханефельда находилось семь женщин; в основном пожилые дамы, но одна из них, дочь британского генерала, была всего двадцати семи лет от роду и очень привлекательна — каковое обстоятельство не осталось незамеченным среди призовой команды.
На корме расположились члены норвежского экипажа «Сторстада». Они пообещали не совершать диверсий и ничего не предпринимать против немецкой команды. Некоторые из норвежцев даже с охотой принимали участие в обслуживании корабля, за что Ханефельд был им очень благодарен, так как это позволяло ему использовать своих людей главным образом для охраны пленных. Норвежский старпом выполнял свои обычные обязанности; за штурвалом стоял норвежский рулевой; и норвежский персонал машинного отделения продолжал работу под присмотром двух немецких инженеров унтер-офицерского звания. Между этими норвежцами и немецкой призовой командой царило почти сердечное согласие. Ханефельд ничего не опасался с их стороны, в частности, потому, что он торжественно поклялся им приложить все усилия к тому, чтобы по прибытии в Германию они были освобождены и возвращены в Норвегию. Кстати сказать, когда они благополучно добрались до немецкого порта, Ханефельд сделал все возможное, чтобы сдержать слово, но оказалось, что это гораздо труднее, чем он ожидал. Однако в конце концов ему удалось выполнить обещанное.
На «Сторстаде» устроили минную камеру, чтобы внести свою лепту в минирование вражеских вод, но пока там разместились пленные из неевропейцев. Создавалось такое впечатление, что там собрались представители всех азиатских национальностей: китайцы, бирманцы, малайцы, индонезийцы и индийцы на любой вкус. А Черный континент представляли чернокожие граждане британских и французских колоний.
7 января, через семьдесят семь дней после того, как «Адмирал Шеер» пустился в свое опасное плавание, «Сторстад» наконец-то отправился в долгое и трудное путешествие домой. Астрологи-любители и прочие доморощенные предсказатели пророчили ему путешествие без приключений и благополучное возвращение. «Сторстад» целым и невредимым прибыл в Польяк, французскую гавань на Жиронде. Хотя в пути ему и пришлось пережить несколько драматических моментов, но над ним по-прежнему развевался немецкий флаг. Все пленные сидели под замком, немецкий экипаж вовремя сумел расстроить и сорвать все хитроумные планы, корабль вернул свое старое имя «Пассат» и до конца войны служил немецкому военному флоту.
