Ситуацию могли изменить встреча и весьма откровенный разговор Выговского с Путивльским воеводой Н. Зюзиным, которые состоялись в январе 1658 года. Выговский жаловался на М. Стрынжу, обвинявшего его в измене. По его словам, эти наветы делаются «чтоб меня и иных полковников убить и выбрати им гетмана и полковников по своим нравам». Гетман клялся, что он «ничему желатель ни чести, ни богатству, толко желатель государевой милости». Опасаясь, что, приехав в Москву для «всякого исправления», он будет сослан в Сибирь, Выговский высказывал предложение, чтобы царь лично вместе с патриархом Никоном прибыл в Украину и таким образом положил бы конец всем смутам. Зюзин же уверял Выговского в царской милости и советовал гетману поехать в Москву, «видеть государевы очи» и получить благословение патриарха74. Гетман, похоже, поверил Зюзину и сказал: «Еду я ко государю отложа все, уверяясь на твою дружбу во всем, и будет мне что случися какое дурно и в том ты дашь ответ на страшном суде Христове»75.
Воодушевление и эмоциональный подъем, вызванные данным разговором, вскоре сменились у Выговского разочарованием. Зюзин попал в опалу и уже не мог служить посредником между гетманом и царем. Выговский даже написал Алексею Михайловичу письмо, прося простить «оклеветанного» Зюзина76. Но это могло только еще больше ухудшить и без того непростую ситуацию. Писал он и к Никону. Лишь в мае поступил холодный ответ, объясняющий, почему «великий государь положил свою царскую опалу» на Зюзина. Воевода стал жертвой начавшегося падения Никона (как и близкий и доверенный ему человек), и никакого отношения это к Выговскому не имело. Но на деле все получилось по-другому. Выговский испугался, в Москву не поехал и все меньше доверял русским.
В конце марта 1658 года запорожцы снова избирают Якова Барабаша кошевым. В то же время к Пушкарю присоединяется Миргородский полк, в котором новым полковником избирают Довгаля.
Весной 1658 года, в наиболее опасный для власти Выговского период, царское правительство предприняло попытку получить контроль над административным управлением гетманства, и отправило в города Белую Церковь, Корсунь, Нежин, Полтаву, Чернигов и Миргород своих воевод. Это было нарушением Переяславского договора 1654 года, согласно которому воевода должен был находиться только в Киеве. Выговский и его сторонники (особенно и. Богун) встретили воевод крайне неприязненно. Выговский раздраженно сетовал Скуратову на приезд воевод. Он-де просил ратных людей «и на Москве… тому ево писму бутто смеютца»77.
Политика гетмана и его единомышленников, сторонников «государственной» группировки78, коренным образом отличалась от политики Пушкаря и его последователей. Посланцы Пушкаря в Москву еще в декабре 1657 года заявляли: «...тому ради всею чернью и мещаня, чтоб царського величества воеводы у них в городех были, да не допускают де того полковники для своих корыстей»79. Впоследствии за передачу административного управления в руки воевод будет выступать гетман и. Брюховецкий, лидер «анархического» крыла. Закончится, правда, это очень плохо.
Теперь уже в какие-то моменты Выговский даже жалел о своем избрании гетманом. Так, в личном письме к Богуну в марте 1658 года, в разгар восстания Пушкаря, у него вырывается: «На кручину то старшинство мне осталось... Ах, Боже наш! Тем бесчинником веровать, а нам, вижу, и слова не дадут доброго за наши услуги верные! Да судит Творец всем!»80.
В этих условиях гетман вынужден предпринимать некие шаги, чтобы обеспечить собственную безопасность и безопасность своих сторонников. Казацкие войска не были особенно надежными в условиях гражданской войны, и Выговский начинает переговоры с Крымом. В апреле за хорошее вознаграждение он получает в помощь сорок тысяч татарских войск. Швеция и Трансильвания физически не могли поддержать Украину, да и не были заинтересованы в этом. Россия предпочла роль стороннего наблюдателя событий. Потому-то Выговский и обратился к старому союзнику Хмельницкого. И такой шаг представляется логичным продолжением политики казацких гетманов, хотя появление татарских войск резко ухудшили и без того непростые отношения гетмана с Москвой.
Соединившись с татарами, в начале июня 1658 года Выговский подступил к Полтаве и запер там Пушкаря. Осада проходила довольно вяло, а тут еще на сторону восставших перешел старый соратник Хмельницкого полковник Филон Джеджалий. Еще в 1648 году он привел к Богдану реестровых казаков и, возможно, считал себя обойденным в притязаниях на булаву. Джеджалий условился с Пушкарем «живьем выдать Выговского»: ночью восставшие ударят по Выговскому, и в это время Джеджалий перейдет на их сторону. Так и произошло. В ночь на воскресенье Пушкарь сделал вылазку с большим отрядом, достигавшим тридцати тысяч, и стал красться по лесу, где располагалось войско Выговского. Джеджалий со своими казаками «дал улицу», т. е. освободил проход пушкаревцам, и они вместе направились к шатру Выговского.
Но, как оказалось, гетман был наготове. Он спал одетым и, услышав шум, бросился бежать, схватил коня и ускакал к татарам Карачбея, стоявшим в миле от них. Не застав Выговского в шатре, Пушкарь обвинил Джеджалия в измене и тут же своей рукой прямо в шатре Выговского убил его. Началось замешательство, темная ночь не позволяла разобрать, в кого стрелять. Носач и Богун, организовавшие оборону, проявили необыкновенную стойкость. На рассвете подоспели татары вместе с Выговским. Когда казаки увидели гетманский бунчук, они перешли в наступление и ударили по пушкаревцам. Те, оказавшись между двух огней, были разгромлены. В бою сам Пушкарь погиб, а его голову принесли Выговскому81.
После разгрома под Полтавой казаки и мещане попросили пощады, и желавший примирения Выговский даровал им жизнь. Но после его отъезда казаки и татары Полтаву «разграбили и выжгли, и людей многих татаровя поймали в полон...». Русский стольник В.П. Кикин сообщил об этом Выговскому: «и гетман... ездил в город Полтаву, сам козаков и татар выбивал, и посылал к Карашбею мурзе отобрать у татар полон, который в Полтаве татарова взяли»82. Впоследствии гетман простил и главного соратника Пушкаря С. Довгаля. А наказным полковником покоренного полтавского полка он назначил самого популярного в народе полковника Ивана Богуна.
Дальнейшие отношения Выговского с русскими развивались по законам комедии ошибок. Только эти ошибки обернулись трагедией для обеих сторон.
В середине июля второй зачинщик восстания, запорожец Яков Барабаш, приехал к воеводе Г.Г. Ромодановскому83. И сразу же распространяется слух, что Ромодановский Барабашу «булаву и бунчук дал и людем его твое государево жалованье». Барабаш принялся рассылать универсалы к казакам, «велит им к себе сбиратца»84. Слухи распространялись как снежный ком. Уже через неделю Киевский воевода В.Б. Шереметев сообщал царю, якобы во всех городах «по ту сторону Днепра страх и боязнь великая и из всех городов бегут з женами и з детьми боясь Барабаша… а сказывают что Барабаш збираетца с людми да... от тебя великого государя многие ратные люди» присланы для разоренья Украины85.
