— В Балаклее, на реке Тясмин. Кончила начальную школу. Когда мама умерла, отец, он портновским делом занимался, переехал в Одессу...
— Балаклея на дороге Прилуки — Черкассы — Вапнярка?
— Я дальше Смелы не бывала. Что Черкассы недалеко, знаю.
— У вас кто-нибудь в Балаклее остался?
— Папина сестра, тетка Раиса. По мужу Голещук.
— Муж теткин чем занимается?
— Он по торговой части.
— Примет вас тетка, если вы к ней приедете?
— Не знаю... Много лет прошло... Тетка ко мне была ласкова. До войны приезжала она в Одессу, хоронить брата, отца моего. Звала в Балаклею. Мы, говорит, тебя за хорошего человека выдадим... А я тогда уже сердцем к Якову прилепилась. В прошлом году получила от нее письмо. Глебушка поторговывает. Живут они сытно. Раиса спрашивала, не могу ли я к ним приехать, привезти мануфактуры для «торгового оборота»... Только недавно письмо это на глаза попадалось...
— А вы вспомните, это важно.
Глаша выдвинула ящики машины, порылась в лоскутах, затем достала из-под кровати фанерный баул, перебрала в нем всякую мелочь. Долго стояла Глаша посреди комнаты, наморщив лоб, приложив палец к носу, пока не вспомнила: сложив конверт гармошкой, заложила им форточку, чтобы от сквозняка не хлопала!.. От такого обращения конверт пострадал, но письмо сохранилось. Николай внимательно прочел его и спросил:
— У вас, Глаша, какой район префектуры полиции?
— Греческая — угол Полицейского переулка.
— Завтра же утром отправляйтесь с этим письмом в префектуру и требуйте пропуск в Балаклею. Скажите, что по делам коммерции, продать мануфактуру и купить продукты...
— А у меня, кроме этих лоскутов, и нет ничего...
— Мануфактура, Глаша, будет. Требуйте пропуск. Нельзя терять ни одного дня: бои идут на ближних подступах к Черкассам!
— Вы думаете, дадут они пропуск?
— В префектурах полиции все покупается и продается. Предложите им взятку...
— Как же это?
— Идите прямо к комиссару полиции. Скажите: я, мол, человек коммерческий. Вы мне пропуск, господин комиссар, я вам марки. Вот задаток — сто марок, получу пропуск — еще двести! Дала бы больше, но, сами понимаете, деньги в товаре. Вернусь из Балаклеи, тогда пожалуйста — муки, манки, сахару!.. На обещания не скупитесь!
— У вас складно получается...
— Когда надо, Глаша, и у вас получается складно. Помните, с Дегтяревым...
— Так разве ж то я сама?
— Вы, Глаша, верующая? — неожиданно спросил Николай.
— Девчонкой была, бабка в церковь силком водила, а выросла, так... Яков-то у меня коммунист.
— Понимаю. Вот вам, Глаша, записная книжка и «Молитвослов». Вы в эту книжку выпишите молитвы на каждый случай. На первой странице вот отсюда. «Непрестанно молитеся. О всем благодарите: сия бо есть воля божия о Христе Иисусе в нас», — прочел он. — А потом я между строк впишу невидимыми чернилами данные разведки. Вы раздобудьте себе где-нибудь крест нательный, иконку небольшую, церковные свечи... По возможности оденьтесь во все черное, вроде монашки...
— Понимаю.
— Сейчас же после моего ухода садитесь, Глаша, и переписывайте. Ну, а на память придется все же кое-что выучить. Об этом завтра. Вот вам на расходы триста марок, — он отсчитал деньги и положил на швейную машину. — Скажите, удобно, если я приду завтра в это время?
— Да, конечно. Вы только в окно постучите. Бруна теперь здесь не живет...
— И не бывает?
— Приходила раз за вещами. Меня уговаривала на «легкую жизнь»... Говорит, живет богато и весело.
— Знаю я ее жизнь... — усмехнулся Николай.
— Врет?
— Пожалуй что и не врет.
— Бог ей судья...
— Зачем бог? Мы ее сами судить будем.
Открыв записную книжку, Глаша спросила:
— Расстояние между строчками оставлять побольше?
— Нет. Пишите так, как вы пишете всегда. Чернила у вас есть?
— Соседский мальчонка грамоте учится, все палочки выводит, кружочки... Так я у него возьму...
— Стало быть, завтра утром вы идете в полицию за пропуском. Желаю удачи! — Он пожал на прощание руку и направился к двери. — До завтра! Закройте за мной.
Николай быстро миновал длинный коридор. За ним громыхнула тяжелая задвижка.
Под аркой ворот Николай вынул из кармана кожаной куртки нарукавную повязку с имперским орлом, надел ее и вышел на улицу.
Сегодня, когда он вернулся с Большой Арнаутской, дома его ждала записка от Мавромати. Хозяин «Гамб-ринуса» приглашал его в цирк на матч Олега Загоруй-ченко. Программа, вложенная в конверт, обещала:
ОЛЕГ ЗАГОРУЙЧЕНКО
Бои с двумя противниками!
3 раунда по 3 минуты
против
РАТКЕВИЧА!
3 раунда по 3 минуты
против
ЛАПИНА!
Отказаться от предложения Мавромати было бы неразумно; в его ложе всегда бывали гитлеровские высокие чины и элита оккупационной администрации.
Цирк был на Коблевской, в двух кварталах от дома, где жила Глаша Вагина, и все же Николай опоздал, бой уже начался.
В ложе Мавромати помимо Аси Квак и Москетти, племянника итальянского консула, был сам оберфюрер Гофмайер, начальник оберверфштаба адмирал Цииб, баурат Загнер и руководитель «Фольксдейче миттельштелле» оберштурмфюрер Гербих. В ложе рядом — весь цвет румынской оккупационной власти во главе с губернатором профессором Алексяну и шефом дирекции культуры Трояном Херсени.
На ринге шел бой молодых боксеров клуба «Ринг». Был третий раунд. Бойцы выдохлись, часто переходили в клинч. Арбитр разнимал боксеров, делал замечания, стараясь показать зрителям, что не имеет никакого отношения к этим неопытным парням в боксерских перчатках.
Зрители, настроенные снисходительно, бросали реплики:
— Та я ж их знаю! Це ж хлопцы с Молдаванки!
— И что ты машешь руками? Что?
— Жора, дай ему плюшку! Дай!
И Жора при выходе из очередного клинча дал «плюшку», рассек партнеру губу. Хлынула кровь. Бой остановили. Судьи по очкам засчитали Жоре победу. На ринге появилась другая пара из того же клуба, такая же неопытная и неловкая.
Дожидаясь своего любимца Олега Загоруйченко, немцы не следили за ходом боя и вели неторопливый разговор.
Николай прислушался и понял, что речь идет о большом расточном станке механических мастерских, который румыны пытались демонтировать и вывезти с судоремонтного завода в Констанцу.
— Я этому хлыщу демонтаж запретил! Тогда он приказал шефу Купферу демонтировать станок в ночную смену. Я снова вызвал этого артиста, а он оправдывается тем, что получил специальную инструкцию за подписью начальника румынского генерального штаба Штефеля... — жаловался майор Загнер адмиралу Циибу. — Да вот и он, идет по проходу!
— Позовите его! — приказал адмирал.
Загнер поднялся и махнул рукой румынскому офицеру.
