паспорта.
Покинув посольство, я отправился прямиком в Службу иммиграции и натурализации США, где объявил, что я политический беженец. Служба не была заинтересована в дипломатическом скандале, поэтому чиновник, к которому меня направили, не спешил зарегистрировать меня в этом качестве и провел со мной обстоятельную беседу. Он рекомендовал мне не предпринимать резких шагов, а пойти домой и начать поиски хорошей работы в ожидании изменения ситуации. В результате этой беседы я покинул Службу без какого-либо статуса или документа, но с устным заверением в том, что я могу оставаться и работать в США неопределенно долгое время [93].
С этого момента, уже в независимом качестве, я вновь включился в ожесточенную публицистическую войну между американскими сторонниками и противниками военной диктатуры в Греции. В последующие годы моя работа в США шла по двум направлениям: с одной стороны, я продолжал заниматься научными исследованиями и преподавать в американских вузах, а с другой – участвовал в движении по восстановлению демократии у меня на Родине. И все время, пока там находились у власти «черные полковники», греческое государство считало меня persona non grata.
В этой связи уместно вспомнить о визите моей бедной мамы, которая продолжала жить в Афинах, к генералу Александросу Хаджипетросу, возглавлявшему службу госбезопасности Греции в период правления хунты. Мама, неоднократно слышавшая от меня, что я не могу приехать в Грецию, чтобы повидаться с ней и другими родственниками, пошла к генералу разобраться, в чем проблема. Тот встретил ее тепло, назвал «тетей», поскольку мама действительно была его дальней родственницей, и запросил у адъютанта папку с моим делом. По мере ознакомления с бумагами генерал все больше мрачнел и закончил встречу словами: «Полагаю, Вам лучше забыть, что у Вас есть сын…»
Кстати, когда я приехал в Афины после падения хунты, чтобы повидаться с мамой, я имел возможность увидеть документы из моей папки. Получилось это так. Будучи лишенным дипломатического паспорта при уходе из посольства в Вашингтоне, я прилетел в Грецию по частному паспорту грека, постоянно проживающего в США, к которому прилагался американский документ с разрешением на обратный въезд. Этот паспорт я получил при неформальном содействии тогдашнего временного греческого консула в Нью-Йорке Стергиу, которому я был очень благодарен. Очевидно, однако. что для дальнейшей жизни и работы мне был необходим новый дипломатический паспорт. Я пошел в МИД и обратился за документом в установленном порядке, но оттуда меня отправили в управление госбезопасности за справкой об отсутствии у меня судимостей. Служащий, заведовавший архивом госбезопасности, сказал, что я ставлю его в сложное положение и что я не смогу выехать из Греции, если я не смогу доказать отсутствие судимостей по политическим статьям. Тогда я отправился к только что назначенному новому министру юстиции Константиносу Стефанакису, с которым я был знаком и которого знал как активного единомышленника в борьбе против хунты. Теперь он представлял власть.
Константинос встретил меня очень приветливо и спросил: «Чего ты хочешь? Я все сделаю, что тебе надо». Мне кажется, он подумал, что я пришел, чтобы попросить какую-нибудь должность, и был готов помочь мне в этом вопросе. Я сказал, что мне ничего не надо, что я приехал повидать маму, и объяснил, что мне нужен новый дипломатический паспорт, а для получения последнего мне нужна папка с моим делом из госбезопасности. Стефанакис то ли позвонил, то ли написал в архив госбезопасности, и с этим распоряжением я туда и отправился. После вмешательства министра в архиве мне отдали копии моих документов без звука – все-таки «черные полковники» подверглись всенародному осуждению, – а кроме того, выписали справку об отсутствии судимостей. С помощью этой бумаги я получил новый дипломатический паспорт быстро и без помех.
Кстати, когда я открыл свою папку, то увидел там кучу судимостей. Там было пять-шесть приговоров военного суда, из которых два-три касались меня, в том числе приговор по делу о нарушении конфиденциальности дипломатического документа, который, единственный из всех, был вынесен по реальному, непридуманному делу. Остальные приговоры касались нескольких других неизвестных мне Николопулосов. (Это, кстати, делалось специально, чтобы осложнить жизнь людям, привлекавшимся к очной или заочной судебной ответственности.) Как я узнал позже, один из моих однофамильцев был греческим полицейским, после выхода в отставку эмигрировавшим в США и проживавшим, как и я, в Олбани. Беднягу, попытавшегося вернуться в Грецию, арестовали в афинском аэропорту, и он как минимум полгода доказывал, что он – это не я.
Были там и гражданские приговоры, включая один по делу, где я фигурировал как спекулянт государственными земельными участками. В общем, я не сомневаюсь, что если бы в тот период приехал в Грецию, то сел бы в тюрьму лет на двадцать пять за «антигосударственную деятельность». Так что дорога на Родину мне действительно была закрыта все это время. (Кстати, она была мне закрыта с обеих сторон, потому что, как я писал выше, оставшись без документов после ухода из посольства, я не имел юридического права покидать территорию США.)
Но все по порядку. После моего ухода из посольства в конце декабря 1967 года я начал искать работу и возможность заниматься наукой. Строго говоря, самое первое предложение работы за пределами посольства я получил еще до того, как покинул дипломатическую службу. Это было в феврале, за два месяца до апрельского военного путча, когда Дэн Брюстер из госдепартамента неожиданно предложил мне перейти на приличную должность в ЮНИСЕФ. Я тогда отказался и довольно сильно удивился – с чего бы это моему приятелю в госдепе предлагать мне оставить стабильную работу, отвечающую моим профессиональным и прочим интересам? Размышляя об этом факте впоследствии, я пришел к выводу, что Брюстер уже в феврале мог предполагать, что через пару месяцев я останусь без работы. Иными словами, это лишний раз говорит об осведомленности Вашингтона о возможности военного переворота в Греции в ближайшей перспективе.
Как бы то ни было, эпизод с ЮНИСЕФ был в прошлом, а сейчас ситуация была совсем другая – работа в Америке нужна была мне безотлагательно, и я раскинул сети по университетам. Через несколько дней мне повезло: позвонила моя знакомая Шеппи Абрамовитц, заведовавшая вашингтонским отделением Государственного университета штата Нью-Йорк (SUNY), и сообщила, что у нее в кабинете сидит декан Колледжа гуманитарных наук этого университета профессор Уильям Перлмуттер, который подыскивает кандидатуру на должность директора международного отдела для руководства международными связями в области образования. При этом Шеппи уточнила, что профессор заинтересован в бывшем дипломате с опытом работы в Вашингтоне. Мы с Перлмуттером поладили за пять минут – работа подходила мне как нельзя лучше.
Я принял предложение
