электрическую и акустическую версии. Вокальная партия изобилует распевами (вокализами), музыкальная составляющая – минорными аккордами. В электрической версии басовая партия угнетает и утяжеляет композицию. Песня в целом напоминает плач, трагедию, крик и вопль.
Текст сочетается с аккомпанементом. Это одна из тяжелейших песен. В ней умещается трагедия целого мира, наполненного абсурдом и пустотой: «Нелепая гармония пустого шара / Заполнит промежутки мёртвой водой». Стоит отметить, что промежутки заполняются именно мёртвой водой, что является обращением к фольклорной традиции, где существуют два вида воды: живая и мёртвая. Так, согласно А. Афанасьеву, живая и мёртвая вода – это спасительная влага. Мёртвая вода соединяет ткани, а живая – воскрешает. Сначала поливают мёртвой водой, а только потом живой. Таким образом, на первый план выводится экзистенциальность: чтобы ожить, надо умереть.
В этой мрачной реальности пролегает сложный путь, становящийся метафорой жизненного пути: «Через заснеженные комнаты и дым». Этот мир, эта жизнь – лишь временное убежище для героя, блуждающего по этим комнатам, как по кругам ада по Данте, преодолевающего и снега, и дым, финалом этого пути является освобождение – «Протянет палец и покажет нам на двери отсюда / Домой!». Таким образом, дом – пространство, противопоставленное аду на Земле.
Лирический герой стремится домой, чтобы убежать от неуютного урбанизма, негуманной системы управления, насаждения стереотипного мышления в умы обывателей, религии и всего того, что раздражает и мешает, а не помогает жить:
От этих каменных систем
В распухших головах
Теоретических пророков
Напечатанных богов
От всей сверкающей звенящей и пылающей
хуйни
Домой!
Путь лирического пролегает по пустым коридорам, словно по тоннелю, в конце которого свет: «По этажам по коридорам лишь бумажный ветер». Перед глазами проносится жизнь. Но какая она? Нищая, некомфортная, полная страданий: «Забивает по карманам смятые рубли / Сметает в кучи [61] пыль и тряпки, смех и слёзы, горе-радость». Освобождением от этой мучительной жизни становится смерть. Или уход в себя: «Плюс на минус даёт освобождение / Домой!» Дом, куда стремится лирический герой, не является его реальным домом. Здесь уход домой трактуется иначе – это уход в себя, в свой собственный мир. Об этом рассказывает отец Янки – Станислав Иванович Дягилев: «…я, оказывается, неправильно понимал это «домой», я буквально понимал, что она стремится домой, а оказывается другое. «Домой!» – это значит, к себе, что ли, нельзя покидать себя, и надо быть в себе».
Лирический герой бежит от бессмысленного существования на «пустом шаре», от негативных бытовых моментов: «От голода и ветра / От холодного ума / От электрического смеха / Безусловного рефлекса». Эти аспекты соединяются, как звенья в цепочке, в замкнутый круг бессмысленного существования: «От всех рождений и смертей / перерождений и смертей / перерождений / Домой!» Лирический герой стремится вырваться из этого круга безысходности.
Жизнь становится страданием, наказанием невиновного: «За какие такие грехи задаваться вопросом зачем / И зачем и зачем и зачем и зачем и зачем… / Домой!»
Таким образом, в песне «Домой!» лирический герой бежит от тошнотворной и омерзительной реальности, обретая свободу от общества, убегая в себя. А единственным спасением, выходом из круга безысходности мучительной жизни становится смерть.
«Крестом и нулём» (1988–1989)
Песня «Крестом и нулём» написана на рубеже 1988–1989 годов. Она, так же как и «Домой!», входит в ряд наиболее морально тяжёлых песен.
Музыкальная составляющая достаточна сложна в исполнении. Несмотря на то что из восьми аккордов только два минорных, тем не менее нагнетающий размеренный бой, распевы (вокализы) и мелодия создают мрачную атмосферу. Слушатель чувствует боль автора-исполнителя. Крик души, плач – основные характеристики песни. Мелодичное исполнение, пронзительный протяжный а-а-а-а-а трогают до глубины души. С каждым куплетом всё тяжелее дышать и кричать. Контраст высоких и низких нот подчёркивает «многоэтажный полёт», зарывающийся в снег. Боль, стон, практически агония… Крик сквозь зубы… Песнь безысходности, оплакивание живых…
Трагедия чувствуется с первых строк: «Крестом и нулём запечатанный северный день / Похожий на замкнутый в стенах семейный скандал». Холодный и короткий северный день запечатан. Здесь чувствуется отсылка к шахматной игре, в которой при переносе партии на следующий день один из игроков запечатывает, то есть записывает на листе и кладёт в конверт, ход, который станет первым на следующий день. Иными словами, это перенесённое незавершённое дело. Так и короткий северный день растягивается до бесконечности, становясь запечатанным. А что это за день? Один из обычных серых будней, когда, как принято, приходится держать все эмоции в себе, не вынося сор из избы: «Похожий на замкнутый в стенах семейный скандал». Как известно, зачастую для семейных скандалов характерно накопительство, то есть недовольство увеличивается изо дня в день, проблемы не решаются, откладываясь на будущее. От этого семья и несчастна. Несчастна в первую очередь из-за недопонимания, которое и становится катализатором скандалов, когда одна сторона не слушает и не слышит другую: «Рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть». Контраст спорящих сторон отражается и на вокальной партии, переходящей от плача к крику, и на образном ряде, где холодная метель окунает в палящий огонь: «А злая метель обязала плясать на костре».
Второй куплет обнажает тему бесконечной безысходности и болезненного состояния, страданий: «Столетней бессонницей в горле гудят провода / Болит голова это просто болит голова». Лирический герой оказывается в заточении, которому противопоставлены образы, символизирующие счастье и свободу: «А вот и цена и весна и кровать и стена / А вот чудеса, небеса, голоса и глаза».
В третьем куплете вновь видим контрасты. Горизонтальный запутанный путь («Чужая дорога неверною левой рукой / Крестом зачеркнула нулём обвела по краям») противопоставлен вертикальному пути (сверху вниз) из жизни в смерть, отсылающему к смерти Александра Башлачёва, который годом ранее вышел из окна: «А я почему-то стою и смотрю до сих пор / Как многоэтажный полёт зарывается в снег». Безусловно, СашБаш не был чужим человеком для Янки, поэтому она тяжело переносила эту потерю. Трагедия осталась в её памяти и заставила задуматься о смысле жизни и смерти.
В четвёртом куплете зима («А злая метель обязала плясать на костре»; «Как многоэтажный полёт зарывается в снег») и весна («А вот и цена и весна и кровать и стена»), минуя лето, сменяются осенью. Но осенью истлевшей (то есть поздней), стоящей на пороге встречи с зимой: «Истлевшая осень золой на осколках зубов». Как видим, уходящая осень приносит лишь боль и неприятные ощущения. Ночь становится средством измерения усталости: «Конечную степень усталости меряет
