Ресторан представлял собой одно просторное помещение, окруженное галереей или балконом, куда можно было подняться по лестнице. В дальнем конце комнаты виднелись двери, ведущие на кухню. Налево шла маленькая столовая для рядовых, в которой я заметил круглый стол и несколько жестких стульев.
Мы съели ужин и приступили к возлияниям. Хохотун успел позвонить своей девушке, и она должна была приехать, чтобы повидаться с ним, но свидание планировалось только через час. Так что мы спокойно потягивали спиртное, как и полдюжины других групп морских пехотинцев. Среди них был высокий красивый темнокожий парень из роты Е — ротный парикмахер, то есть человек, способный подстричь волосы немного короче, не изуродовав их обладателя. Он был заметно пьян.
Несколько морпехов были с девушкам, они танцевали под мелодии из музыкального автомата. Через открытую дверь была видна мостовая, едва освещаемая падающим из окна тусклым светом. Весь день моросил дождь, и мокрая мостовая слегка поблескивала.
Возле открытой двери резко затормозил джип. Он появился совершенно неожиданно — никто не видел, как он подъехал. Просто только что улица была пустынна, а теперь там стояла машина. Из нее выскочила четверка военных полицейских и вбежала в ресторан. Мы заметались, как перепуганные овцы. Панику усугубил грохот переворачиваемой мебели. Забавно, но при этом не было слышно человеческих голосов, даже девушки молчали.
Я припустил в сторону лестницы, ведущей на галерею, за мной устремились полицейские. Пробегая по коридору, я увидел открытую дверь, из которой падал свет, вбежал внутрь и запер ее. Не дожидаясь, пока в дверь начнут ломиться, я одним прыжком преодолел комнату и оказался в ванной, где увидел полуодетого австралийца, который брился перед зеркалом, — лицо покрыто мыльной пеной, в руке бритва. Он явно не испугался, но очень удивился.
— В чем дело, янки? — поинтересовался он, пока я лихорадочно озирался в поисках пути к спасению.
— За мной гонится военная полиция, — тяжело дыша, ответил я.
— Ах, эти... Ты сможешь уйти, янки. Смотри — из этого окна ты попадешь на крышу — и вперед! Они не побегут за тобой. Шевелись, янки, я постараюсь их задержать.
Я выскользнул на крышу, слыша за спиной тяжелые удары в дверь. Я осторожно подполз к краю, съехал вниз и повис на руках. Через мгновение я услышал возбужденные голоса полицейских, которым что-то отвечал австралиец, — слов я не разобрал. Затем услышал, как открылось окно, и увидел мечущиеся в темноте лучи карманных фонариков. Потом окно закрылось, и наступила тишина. Край крыши, за который я цеплялся, больно резал пальцы. Почему-то мне показалось, что еще несколько минут, и мое тело оторвется и полетит вниз, а руки так и останутся висеть. Втянуть туловище обратно на крышу представлялось мне работой для супермена. И в то же время я не мог позволить себе упасть, поскольку шум падения выдал бы мое местонахождение полиции. Я боялся вертеть головой, чтобы рассмотреть, что там происходит внизу, и продолжал висеть, стараясь не обращать внимания на боль, которая становилась нестерпимой. Наконец я услышал, как заработал мотор джипа, и машина уехала.
Только тогда я спрыгнул. Правда, мой прыжок больше походил на падение, но это уже мелочи. Я приземлился на улице — окна австралийца выходили именно туда. Если бы полицейские потрудились поднять голову, они бы меня наверняка увидели. Я прятался в тени, пока не убедился, что ни один из них не остался в засаде, после чего вернулся в ресторан.
Я снова начал пить, с нетерпением ожидая, когда же появятся Хохотун, Бегун и Цыпленок, но их все не было. Зато возвращались другие морские пехотинцы, со смехом обсуждая подробности своего бегства от полицейских.
— Эй, рота Е, — спросил я парней, среди которых был знакомый мне парикмахер, — вы видели ребят из роты Н? Их поймали полицейские?
— Полицейские никого не поймали, — рассмеялись те в ответ. — Они все рванули наверх за тобой. Как, черт возьми, тебе удалось уйти?
— А я и не думал уходить. Я им сказал, что служу в роте Е, и они меня пожалели, — ответил я.
— Щепок, — отреагировал кто-то.
— Рота Е никогда не отступает. Это в роте Н каждый старается спрятать подальше свою задницу.
Некоторое время мы продолжали обмениваться оскорблениями. Назревала драка. Помешало только то, что темнокожий цирюльник, допившись до беспамятства, свалился со стула. Товарищи наклонились, чтобы ему помочь, и как раз в это время в комнату снова вбежали полицейские. Они появились так быстро, что пути к отступлению не оказалось. Я направился было в сторону столовой для рядовых, но был перехвачен.
— Куда, интересно, ты идешь?
— За своим головным убором.
— Головным убором? Скажите пожалуйста... Пошли-ка со мной, парень.
Другие полицейские пытались поставить на ноги цирюльника. Его голова болталась, как у сломанной куклы. Остальные представители доблестной роты Е ускользнули, оставив своего бесчувственного товарища и меня на растерзание полицейским. Один из захватчиков напялил на голову цирюльника шапку и, поддерживая его под руку, повел к выходу. Я обернулся к полицейскому, стиснувшему мое плечо:
— Так как насчет моего головного убора?
— Где он?
— В той комнате. Мне нужно его взять.
— Ладно. Но только я иду с тобой.
Я не спеша подошел к двери, открыл ее, переступил через порог, после чего резко захлопнул дверь за своей спиной, двумя прыжками проскочил комнату, влетел в другую дверь и оказался в кухне, крича:
— Быстро: где здесь выход?!
Проследив за взглядом официантки, указавшим куда-то в угол, я распахнул еще одну дверь и попал на задний двор. Чуть поодаль виднелась высокая кирпичная стена с колючей проволокой поверху. Слыша топот бегущих за мной по пятам полицейских, я пулей пролетел пространство, отделяющее меня от стены, подпрыгнул, ухватился за край, подтянулся на руках — вот... еще немного... теперь одну ногу... другую... Я уже почти на свободе!
Выстрел!
Сукин сын! Он же стреляет в меня!
Спрыгнув вниз, я не устоял на ногах и упал на колени. Руки сильно кровоточили — должно быть, я их разодрал о колючую проволоку. Одежда тоже была разорвана. Но я мог думать только о выстреле и чувствовал, как меня охватывает холодная ярость.
Но теперь мне пришлось защищаться от своры собак, которые собрались вокруг, как только я приземлился в переулке. Они громко тявкали, тем самым сообщая всему миру, где именно я нахожусь. В домах по обеим сторонам начали освещаться окна.
Я пробирался на ощупь вдоль заборов, отбиваясь от собак.
