Однако дальнейшее было полной неожиданностью: Цензорин не явился в суд и отказался от обвинения (Плутарх. Сулла. 5.12). Почему он это сделал? Потратил ли Сулла на то, чтобы заставить Цензорина замолчать, часть полученных от Ариобарзана денег?[599] Или у обвинителя не было свидетелей, которые бы подтвердили его обвинение, хотя при этом он всетаки достиг того, чего хотел — Сулла был полностью дискредитирован и выбыл из политики на четыре года.[600] Имело ли преследование целью не допустить Суллу к консульским выборам на 91 год и было замято (возможно, под действием подкупа со стороны Суллы), как только миновали избирательные комиции?[601] Все это вполне вероятно,[602] но, увы, недоказуемо.[603]
Возможен и еще один ответ, основанный на том, что мы знаем о характере Цензорина. Цицерон пишет: «Гай Цензорин, довольно сведущий в греческой словесности, излагал свои мысли с легкостью и исполнял свои речи с приятностью, но был ленив и ненавидел суд» (Брут. 237). Может быть, как раз в этой «лени и ненависти к суду» и заключается разгадка? «Он был молодым человеком. У него было много времени. Если понадобится — другие удобные случаи позволили бы ему использовать суд как ступеньку в своей карьере».[604]
Итак, суд не состоялся. До крайности маловероятно, чтобы выдвинутые Цензорином обвинения могли отвратить Суллу от политической карьеры. Стоит вспомнить, что привлеченный к суду в 95 году Норбан стал претором в 90 м, а судимый в один год с ним Цепион — еще в 92 или 91 году.[605] Но это были люди, против которых выдвигались очень серьезные обвинения, которые прошли через судебный процесс, но не обладали такой верой в свою счастливую звезду, какой обладал Сулла. Если их карьере судебные процессы не были помехой — могло ли помешать Сулле обвинение, не доведенное до суда?[606] И Сулла вновь окунается в политическую жизнь столицы, где тем временем происходят очень важные события.
Приговор всаднического суда Рутилию вызвал всеобщее возмущение. Именно он стал поводом к новой крупномасштабной попытке реформ (Беллей Патеркул. П. 13. 2; Флор. III. 17. 3). Осуществить ее взялся плебейский трибун 91 года Марк Ливии Друз. Он был сыном одноименного плебейского трибуна 122 года, который своими демагогическими выступлениями подрывал авторитет Гая Гракха. Впоследствии этот трибун стал консулом 112 года и цензором 109го, а кроме того, справил триумф над скордисками.[607] Но потомкам он запомнился в первую очередь всетаки как противник Гракха, человек, который впервые попытался перехватить инициативу у реформаторов.
Древние авторы с похвалой отзываются о качествах Друзамладшего. Он был благороден, неподкупен, великодушен, красноречив,[608] исполнен честолюбия.[609] Рассказывают, будто архитектор предложил за пять талантов так спроектировать его дом, чтобы туда не могли заглядывать соседи. Друз отвечал: «Возьми десять и сделай весь мой дом прозрачным, чтобы граждане видели мою каждодневную жизнь!»[610] (Беллей Патеркул. П. 14. 3; Плутарх. Наставления о государственных делах. 800F). Будучи квестором в Азии, «он не хотел пользоваться никакими знаками отличия, дабы ничто не казалось более заметным, чем он сам» (О знаменитых мужах. 66.3). Другие, напротив, упрекали его в высокомерии, а то и в мздоимстве. Уверяли, что он выдал мавретанскому царю Бокху за взятку враждебного тому царька Магульсу, которого потом бросили под ноги слону.[611] Нумидийского царевича Адгербала он тайно принял в свой дом заложником в расчете на выкуп (О знаменитых мужах. 66. 6–7). Передавали, наконец, что после его смерти осталось десять тысяч фунтов серебряной утвари (Плиний Старший. XXXIII. 141).[612] Предка Суллы выгнали в свое время из сената, как мы помним, всего за десять фунтов. Но в эпоху поздней Республики такая строгость была уже анахронизмом.
Марк Ливии придерживался вполне «благонадежных» взглядов: в свое время, будучи еще совсем молодым человеком, выступил с другими нобилями против Сатурнина {Цицерон. За Рабирия. 21). Любопытно, что он предпочел стать плебейским трибуном лишь после эдилитета, хотя обычно происходило наоборот. Видимо, он и не собирался поначалу быть трибуном, однако осуждение Рутилия и нападки на Скавра произвели на него впечатление. Ведь это были люди, не просто уважаемые в среде нобилитета, но и близкие его семье: Рутилий был женат на тетке Друза по отцу, а Скавр вместе с Друзомстаршим исполнял обязанности цензора в 109 году.[613]
Друз, как в свое время Тиберий Гракх, пользовался поддержкой некоторых видных сенаторов, прежде всего влиятельных консуляров Марка Скавра и Луция Красса. То же можно предположить и в отношении еще одного консуляра, Марка Антония, друга и единомышленника Красса, а также городского претора 91 года Квинта Помпея Руфа.[614] Друзьями самого трибуна были молодые нобили, эдилиций (бывший эдил) Гай Юлий Цезарь Страбон Вописк — тот самый, что обвинил Суллу в «покупке» претуры, а также квестории Гай Аврелий Котта и Публий Сульпиций (Цицерон. О своем доме. 50; Об ораторе. I. 24; 97; П. 12; 16; О природе богов. III. 80). Сульпиций станет через три года трибуном и погибнет, а Котте еще удастся в 75 году стать консулом.
Веллей Патеркул так формулирует принцип, которым руководствовался новоиспеченный трибун: «Предложенное Друзом было как бы приманкой, чтобы, соблазнив толпу меньшим, добиться большего» (П. 13. 2). Он выдвинул серию законопроектов — предложил законы: о выведении колоний; о новых хлебных раздачах (или о снижении цен на хлеб); о передаче комиссий присяжных от всадников сенаторам; о введении в сенат 300 всадников. Этим предполагалось удовлетворить и patres, и всадников, и простонародье (Ливии. Периоха 71; Аппиан. ГВ. I. 35. 156–158; О знаменитых мужах. 66.4).
Самый же смелый свой план Друз пока держал при себе. Речь шла о даровании прав римского гражданства италийским союзникам (Ливии. Периоха 71; Аппиан. ГВ. I. 35. 155; Флор. III. 17. 6; О знаменитых мужах. 66.11). Подобное предложение в свое время погубило карьеру Гая Гракха, и Друз не спешил — чтобы выступать с таким проектом, нужно завоевать непререкаемый авторитет. Для этого требовалось время. Самые влиятельные сторонники трибуна, Скавр и Красе, ратовали за передачу судов присяжных сенаторам и потому поддерживали реформатора. Но они вряд ли согласились бы с планами превращения италийцев в cives Romani[615] — всего за четыре года до этого Красе вместе со Сцеволой издал закон о лишении римского гражданства италийцев, получивших его не по праву. И пока Друз вел тайные совещания с италийцами, очевидно, уговаривая их не торопиться.