— Чего? Кого? — пугался Яша. — При жене хоть не смейте! Дуры вы, девки!
* * *
Когда у Яши-маленького случился аппендицит, был большой переполох.
В то время он был первоклассник.
Его забрали из школы в страшных корчах, а Берту отпустили домой оповестить. Я сбежала с ней, мы сначала к нам зашли и уже с моей бабушкой пошли к ним, чтобы ихняя бабушка не упала в обморок. Она обычно падала в него, если ее неправильно оповестить.
Берто-Яшина бабушка схватила пирожки, и мы побежали в больницу — больница была рядом, а если в заборе в дырку перелезть — так еще ближе.
Берта шептала на бегу: «Наверно, его хоронить придется, надо цветов нарвать заранее и черную накидку у Кремерши взять», — и прочие глупости.
Яшу уже прооперировали, он лежал весь бледный, испуганно озирался в огромной прохладной палате среди страшных взрослых мужиков в полосатых пижамах, перевязанных там-сям, небритых и сиплых.
Докторша завопила на ихнюю бабушку, которая бодро разворачивала пирожки: «Не сметь ничего приносить!»
Мужики заглядывались на пирожки, Берта пыталась их засунуть назад в газетку, но обе бабушки настояли отдать больным. Мы с Бертой ворчали: «Не война же, им родственники принесут, а мы сами бедные».
Яша оживился, он пытался показать, как верещала скорая, когда его везли, но в этот момент его начало сильно тошнить, все переполошились, и нас выгнали в коридор.
— Но ведь он не умрет от тошнения?
— Если уж он от операции не умер, то тошнить — это уже не страшно, — уверяла я испуганную Берту, но потом мы опять скатились на похороны. И даже уже начали плакать от этих страшных мыслей.
— А чо, проблюется мужик, и все путем, — уверял нас усатый больной, жуя пирожок, — начинка у вас, уважаемая, удалась.
Потом нас пустили назад посмотреть на заснувшего Яшу, и мы сели в больничном саду дожидаться тетю Раю, Яшину маму, которая работала на трех работах, и ее не сразу поймали по телефону. Тетя Рая прибежала, они залопотали на настоящем еврейском языке, ихняя бабушка вынула из кармана пирожок.
— Ну славтегоспади, хоть один припрятала, — успокоились мы с Бертой.
* * *
Яша-маленький всегда был вооружен до зубов. У него был деревянный пистолет и железное ружье, как настоящее, у него была лента с нарисованными патронами, рогатка, морская фуражка и фигурный солдатик на подмогу.
Яша был боец-одиночка. Конечно, его всегда звали на войнушку, такой солдат был нарасхват, но, даже когда не с кем было, он воевал один. Он пробирался в кустах, полз в пыли, стрелял напропалую в невидимого врага. У него были медали из кефирных крышечек и грязный бинт, которым он обматывался, если считал себя раненым.
— Бей фашистов! — кричал Яша. — За мной!
За ним никого не было, но это ему не мешало.
— Дых-дых-дых, сдавайся, гад!
— Он вообще что-нибудь другое умеет делать? — язвила Берта, когда Яша проливал суп или мучился со шнурками.
— Убийца растет, — сокрушалась тетя Рая. Она не любила военных, она мечтала дать детям образование, как полагается. А ихняя бабушка очень даже хотела видеть Яшу в фуражке и орденах и с военной пенсией.
В какой-то момент своей отважной жизни он узнал, что не только фашисты и наши были на свете. Он узнал про рыцарей, Наполеона, Суворова, Спартака и мушкетеров.
Однажды Васин папа был трезвый и выпилил ему меч, а моя бабушка наклеила на него серебряные бумажки, которые у меня отняла, и Яша стал рыцарем. У нас тогда шло кино «Крестоносцы». Мы плакали над девушкой, которая там умерла под деревом, а Яша клялся отомстить за слепого старика.
Но никогда Яша не воевал с котами, муравьями, пауками, гусеницами или другими зверями. Он всегда был справедливый боец и дрался с равными.
А потом Яша вырос и воевал в Израиле на настоящей войне, и не раз, и был ранен, но об этом он не любит говорить. Он уже не любит эти игры.
* * *
Яша-маленький прибежал с кровавыми соплями. Димитрис из 26-го дома, двенадцатилетний верзила, отнял у него рогатку.
— Он меня в нос стукнул, толкнул, Димитрис сильнее, — Яша захлебывался от унижения и обиды.
За такое полагалась страшная месть. Берта во главе с мужским детским населением нашего двора собрала военный совет в беседке.
Благородное воинство предлагало закидать Димитриса камнями и запулять железками из рогатки.
Я, известная ябеда и вообще коварная душа, предлагала сначала нажаловаться милиционеру, а после вымазать Димитрису дверь какашками. Пусть родители понимают, что воспитали гада.
Лилька советовала похитить злоумышленника и запереть в подвале.
На свою беду, они не заметили Васиного папу, известного пьяницу, который спал в беседке под лавкой и пробудился от громкого негодования.
— Кто плачет? — захрипел он.
— Вот, Яша, — испуганно зашептал Вася. Тогда он еще боялся отца.
— Кто обидел? — взревел окончательно проснувшийся Васин папа.
— Димитрис, он шпана, из 26-го дома. — Народ начал потихоньку отступать из беседки.
Васин папа затрубил пыльным грозным Валькирием: «Бить! Бить, засранца!»
И пошел выламывать ветку.
Слава богу, набежали взрослые и скрутили мстителя.
— Мы, русские люди, его приютили, он наш хлеб жрет и нашего жиденка побил! — гремел Васинпапа. — Гнать их взашей! Разве ж это коммунисты, называется, паразиты! Коммунисты, а нашего жиденка бьют.
При виде входящего во двор чемпиона Узбекистана по боксу инженера Бергсона Васин папа сник, побормотал еще немножко и попросился домой. Его отпустили.
Все утешали Васю, даже Яша.
Моя бабушка пошла к Димитрису объясняться. Он отдал рогатку. Ну, сами понимаете, он больше Яшу не тронул.
* * *
У нас недалеко текла быстрая вонючая речушка. Иногда крысы не справлялись с течением, их зашибало об камни, или, может быть, просто приходила к концу их земная жизнь, в общем, дохлые крысы водились, если поискать под нависшими ивами. А когда в соседней бане «проводили дезинфекцию», так их вообще навалом было.
Дохлую крысу надо было осторожно привязать к палке, а потом носиться с ней по двору и орать.
Яша-маленький, будучи отважного характера, всегда ходил со старшими пацанами на крысью охоту.
Как-то раз все вернулись скоро и без добычи: Яшу укусила крыса.
Она вылезла из-под коряги, и Яша не заметил. Нет, он не наклонялся в воду, конечно нет, кто же ему даст, все же понимают, что рекой унесет. Нет, он не ворошил палкой, она сама вылезла, а он просто стоял. Нет, он ее не трогал, она сама.
Яша рыдал. На ноге у него была рваная ранка, из нее текла кровь.
Мой любимый Военный Доктор Марк Михайлович посадил его в свою «Победу» и повез в больницу.
