Светлый день, соленость во рту от кофе, но также то особое солоноватое ощущение, которое бывает всегда после бессонной ночи. Лег в пять, почти при заре, до этого все разговаривал с Шатцманом о войне — в подвале, среди играющих в карты. Пели цыганские романсы. Смеялись. Чем занимается русский человек? Грустит. Раньше думали: пьяница, а теперь и вина нет, и пить вредно.
Кажется, начнутся стихи. «Было время тебе появиться». Действительно, было время появиться Елеоноре. Она вышла из мрака, и тогда же разговор начался на самой высокой ноте. Пришел на письмо — красная комната — странное ощущение. При втором свидании мы уже целовались и клялись, через месяц уехали вместе в Версаль. На пасху там была тишина, светлая комната, шоколад. Обиды пустые забыты, и высокие неземные разговоры, которые есть веяние загробной жизни.
В темном имени Елеоноры
Высота летящих островов,
На закате желтом слово «скоро»
В темноте рожденья снега снов.
* * *
Эти черные перстни на белых руках,
Эти лунные звуки в ночных облаках,
Черный призрак саней на замерзшей реке
И огромные с башен огни вдалеке.
Бывают дни и закаты, когда небо страшно приближается, и великие тайны мира раскрываются прямо под крышами, на высоте пыльных деревьев, а потом все опять страшно далеко.
Позавчера — взаимная иллюминация во время таинственной фильмы и музыки. Обморок твой, мои слезы над тобою в протяжении часа, и молитвы, и магия. И как ты стояла у стены и говорила, что жизнь уходит в такие минуты. И как ты заснула. Бесконечное отдаление, окружающее тебя.
18-го, в пятницу — разговоры, потом ссора, как в первый раз. Лодка, обед на пароходе.
* * *
Шумно идет дождь. Как люди хорошеют, когда они слабеют, говорит Закович. Ужасно страдаю от невроза, и все обмороки какие-то бывают в отношениях, когда страшно темно. Два последних дня медитации не было, все потому же. Вчера в лесу припадок странной мрачности. Мечта работать.
Сегодня четверг, самый красивый день недели. Четверг — это плоскогорье и поезд, медленно идущий по плоскогорью. Умереть нужно именно в четверг. В четверг всегда идет снег. Солнце где-то чувствуется, но его не видно. В четверг я сплю почти целый день.
Сегодня мы идем на концерт. Медитировать я буду поздно ночью, возвращаясь домой. Пока — милый и пропащий день.
О ужас, бежал по улице почувствовал ужасную адскую боль в груди. Утром pneumatique[90]. Как хорошо жить, и страха нет.
Ирина Голицына — матери
Пермь, 27 апреля 1930
На днях пришла твоя посылка, спасибо за нее, так приятно было ее получить, и пошлина оказалась небольшой — 7 рублей 8 копеек. Очень мало обкладывается тапиока (и вообще всякая крупа), и это такая прекрасная вещь. Одновременно с твоей посылкой пришли две Вавины, и мы до сих пор в недоумении, что с ними делать. Там чудное какао, две банки, но за них нужно внести больше 20 рублей. Чай нам не нужен, но за него нужно уплатить 10 рублей; еще очень дорого молоко сгущенное — за одну банку около 8 рублей. Самая маленькая пошлина на крупу, но приходится с ней расстаться из-за этих трех дорогих продуктов. Заплатить за посылки 50 рублей мы не в состоянии, и, к сожалению, придется их отослать обратно.
То, что ты нам пишешь в сегодняшнем письме, для нас очень утешительно и очень нас подбодрило, а на Пасху мы получили от Вавы (т.е. твои) 117 рублей 82 коп. Ники сейчас же послал из них 20 рублей в Москву с просьбой купить детям башмаки и чулочки, которых здесь достать нельзя. А пока нашлись добрые люди, которые пожертвовали старенькие, но не рваные ботинки, и дети в них ходят. Еще одна добрая дама, увидав раз, как Мимочка со мной прогуливается в валенках по сырости, пошла к себе домой и вернулась с калошами, которые мы на эти валенки надели. Так что и с обувью мало-помалу дело наладилось, а если пришлют из Москвы, то будет совсем хорошо.
Дневник Иды Карской
Из записей апреля 1930
Часто плохие настроения, где причина тоски? Отчего так тоскуется? Ведь Сережа очень хорошо ко мне относится, а я его огорчаю.
Дина права, Терешковича жалко. Его никто не любит.
Бориса хотелось бы видеть. Только не так, как в субботу, а так, чтобы можно было поговорить. Но мы не близки друг другу, он не чувствует мое настроение и не приходит. Он, кажется, влюблен и находится в литературной горячке. Это хорошо. Дина тоскует? Трудно любить такого человека. Его нужно любить абстрактно и чтоб он тебя не любил. Ведь требуешь от человека, любящего тебя, а от Бориса ничего нельзя требовать. Если б Карский это читал, ему, наверно, было бы обидно, но я действительно иногда скучаю по Борису.
Меня еще злит, что плохо работаю. Я очень изменилась за этот год, потеряла почву и иногда завидую Сереже, он работает и, главное, хочет и чувствует, что мог бы много сделать.
Дневник Бориса Поплавского
Из записей мая 1930
Утро, холодно, серый день. Свищу, подражая соловью, что безумно интригует Мимишку. Жадный кот все смотрит наверх, дабы сожрать невидимых птиц. Вчера была темная встреча, сегодня не знаю, и хотя мало думаю об ней, весь день есть приготовление к встрече.
Старый вопрос о ебле. Она для меня тяжела, не хочу ее — не надо. Но как быть? Конечно, она этого не понимает, и мы из-за этого не женимся. Ей нужно все-таки, вероятно, более энергичного человека. Хотя она наслаждается, я — мало, мне только мило. Раз дошли даже до анекдотов в кровати. Следующий день был полон раскаянья — и поделом. Это конец всему.
И все-таки она гениальная, неземная — и сумасшедшая. Пять романов за год, и все почему? Хотела сделать приятно, хотела что-нибудь дать, хотела, чтобы жалели, не могла защищаться, будучи в оцепенении. «Но только с тобой хорошо, с ними было страшно и противно». Самодовольно: «Да, конечно, я эротический человек». Потом опять: «Ах этого не нужно совсем». Трагическое начало.
Сейчас буду писать дневник Безобразова. Кот ходит кругом, грустное, но верующее настроение. Жалко, что редко пишу.
Из дневника Аполлона Безобразова
Апрель
Какой-то понедельник (неизвестно какого года). Это было утром, как раз в то время, как я проделывал свои 140 упражнений и как раз дошел до сто первого, когда раздался этот долгий-долгий звук, как будто кто-то был замурован в стене и стонал высоким-высоким человеческим голосом. Но я знал, что это поет вода в водопроводе, я знал, я знал. Вернее, это пела душа воды, циркулирующая, подобно голубой крови, в огромных стенах дома. Затем все смешалось, неизвестно как появился вечер. И голос из глубины граммофона проговорил таинственную английскую фразу и замолчал. Вечер я провел в кинематографе, там был такой большой голубой луч…
