Ломоносов задумался.
– Хочу сказать вам, что каждый из вас прав, только знайте, что превыше всего стоит любовь к Родине и путь ваш будет весьма тернист… Претерпите, преодолейте все через терпение и труд, и народ вас не забудет…
Ломоносов прошелся по комнате, со столика, стоявшего в углу, взял книжечку, любовно погладил ее рукой, потом остановился перед Новиковым.
– Мысли твои, Николай Иванович, весьма правильные. До сих пор дворяне простого звания людей к науке не подпускали да и сами учиться не хотели. А сейчас уже великое множество россиян разного звания проявляют любопытство к экономии и купечеству, рудокопным делам и мануфактуре, к архитектуре, музыке, живописи и другим художествам. Хотят знать россияне также о жизни и обычаях других стран. И посему добился я, чтобы академия начала издавать «Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие». В оных мы за правило приняли писать таким образом, чтобы всякий, какого бы кто звания или понятия ни был, мог разуметь излагаемые материи. Сие – начало, но я верю, что вскорости другие подобные издания появятся, пробуждая любовь и интерес к наукам и художествам в российском народе.
Державин встал.
– Михайло Васильевич, верьте, что мы всегда вас в своих сердцах носить будем и любовь нашу к вам передадим потомкам!
Ломоносов закрыл глаза, всхлипнул, вскочил, опрокинул стул, обнял Державина.
– Спасибо, голубчик!..
Ломоносов работал над корректурой не отрываясь. Кое-что выбросил, некоторые фразы написал заново, добиваясь наибольшей точности формулировок и ясности изложения. Он не терпел пустых, пышных фраз и длинных рассуждений и однажды записал для себя: «Те, кто пишет неясно, или невежды, обнаруживающие свое незнание, или люди нарочно, но неудачно скрывающие его. Они смутно пишут о том, что себе смутно представляют».
Новая теория Ломоносова о цветовом спектре явилась результатом его многолетних работ над эфиром и опытов по окраске стекол. Доклад «О теории цветов, подтвержденной физическими и химическими опытами» произнесен был в прошлом году на торжественном собрании в академии. Теперь, работая над текстом, Ломоносов вспоминал, не было ли чего упущено, и решил просмотреть лабораторный журнал. Но в это время шум во дворе отвлек его. Ломоносов встал, посмотрел в окно.
У подъезда остановились две кареты. Из первой вышел граф Петр Иванович Шувалов; адъютант поддерживал его за локоть. Отдуваясь, граф направился в дом.
Ломоносов крикнул слугу Прошку, велел подать фрукты, рейнского, бокалы. Едва тот скрылся, в дверях показался Петр Иванович – озабоченный, встревоженный, нетерпеливый. Несколько офицеров артиллерийского корпуса прибыли с ним. На пороге, не решаясь войти, стоял мастер Олонецкого завода Пермяков в картузе и поддевке*.
Пришла Елизавета Андреевна. Слуга поставил на круглый стол вино в ведерке со льдом, фрукты, бокалы.
Петр Иванович поклонился в сторону Елизаветы Андреевны, метнул шляпой, шаркнул ногой, потом шумно вздохнул, обвел всех круглыми, выпученными глазами.
– Господин десьянс академик, вследствие враждебных действий короля прусского Фридриха II русские войска перешли границу и вступили в Восточную Пруссию. Весьма сожалею, что вынужден отвлечь вас от ученых трудов к предмету, сейчас для нас более существенному… – Он рукой указал на офицеров и Пермякова.
Ломоносов взял бокал, повернулся к жене:
– Налей всем вина. Прежде всего выпьем за то, чтобы через сию навязанную нам Фридрихом войну государство наше возвысилось еще больше и чтобы весь мир узнал силу и величие народа русского!..
Весь свет чудовища страшится.
Един лишь смело устремиться
Российский может Геркулес.
Един сто острых жал притупит.
Един на сто голов наступит,
Восставит вольность многих стран!
Глава девятая
ВЕНЕРА ЗАКРЫВАЕТ СОЛНЦЕ
Война* шла кое-как. Вначале генерал-фельдмаршал Степан Федорович Апраксин двинулся было в Восточную Пруссию.
В то время эта область со своим городом Кёнигсбергом была как бы дальним островком, заброшенным среди польских земель. Она входила в Прусское королевство, и, по мнению Фридриха, не здесь, а на полях Богемии, Саксонии и Силезии должна была определиться судьба войны.
Поэтому он счел достаточным оставить в Восточной Пруссии лишь отдельную армию под командованием фельдмаршала Ганса фон Левальда, в которую входил пехотный корпус в 30 тысяч человек, части легкой конницы и гусарские полки, возглавлявшиеся прославленными генералами фон Штейном, Манте́йфелем, Дона́ и Рюшем.
Фридрих надеялся на то, что союзники никогда не сумеют объединить своих действий; на то, что в русской армии хаос и беспорядок; что она плохо снабжена, перегружена обозами и не имеет опытных офицеров.
Наконец, Фридрих считал, что при том количестве шпионов, которым он располагал в России и в русской армии и особенно при «малом дворе» Петра Федоровича и Екатерины*, он всегда будет знать о предпринимаемых против него операциях и сможет своевременно принять нужные меры.
На случай возможного сражения с войсками Апраксина Фридрихом была прислана подробная инструкция фельдмаршалу фон Левальду, состоявшая из двух частей: первая называлась «Сражение», вторая – «Последствия его».
Фридрих настолько не сомневался в полном уничтожении русских войск, что вторая часть инструкции начиналась словами: «Русский генерал, видя свое поражение, пришлет парламентера, чтобы просить выдачи тел убитых и узнать число взятых в плен…»
Король оказался прав во всем, кроме главного.
Союзники действительно не в состоянии были согласовать свои действия, и Франция ограничилась тем, что прислала к Апраксину д’Эона, одного из своих второстепенных уполномоченных, который, увидев за столом у русского главнокомандующего штабного врача, человека огромного роста и необъятной толщины, съевшего на его глазах за завтраком пятьсот устриц, написал французскому двору: «Русская армия состоит из могучих великанов и старых вояк».
В своих расчетах на симпатии наследника престола Фридрих по своей наглости зашел настолько далеко, что в письмах к нему и Екатерине просил: если они не могут остановить движение русской армии, то по крайней мере пусть сообщат ему точные данные о плане будущей кампании и численности наступающих войск.
Верным оказалось также и то, что снабжение русской армии было плохим, а многие командиры были в военном отношении весьма неграмотны. К тому же многочисленные шпионы Фридриха внушали всем в армии и в тылу, что немцы непобедимы и воевать с Фридрихом II и его генералами бессмысленно.
