17.25 — У служебного входа журналисты увидели наряд муниципальной милиции с дубинками. Дверь в служебный вестибюль загородил широкоплечий мужчина в милицейской форме.
17.35 — В сопровождении актеров вошел Н. Губенко. У дверей возник заместитель директора театра Б. Глаголин: «Николай Николаевич, распоряжением Любимова вы сегодня в спектакле не играете».
Н. Губенко: «Нет, я буду играть. Это моя работа».
В толпе ропот. Слышны реплики: «Не поддавайтесь на провокации. Вас хотят спровоцировать на беспорядки!» Н. Губенко застыл с внешней стороны двери. С внутренней – милиционер.
17.45–18.20 — Идут актеры, занятые в спектакле. Внутрь прошли В. Шаповалов, Л. Филатов, А. Демидова, В. Золотухин…
Л. Филатов: «Зритель не виноват. Спектакль надо играть, но в полном составе, вместе с Губенко». Из-за двери – нервный хохот актеров. Словесные перепалки Глаголина с Губенко. Из рук в руки передают коробочки с валидолом. Появилась идея вызвать «скорую помощь».
18.30 — У зрительского входа публику встречает сообщение: спектакль «Высоцкий» отменяется.
18.35 — Зритель двинулся к служебному входу, заполняя оставшиеся в толпе щели. Плотная масса людей становится угрожающей. Слышны призывы: «Любимова сюда!»
18.40 — Депутация из пяти зрителей пропущена к Ю. Любимову. Маэстро тихо и с расстановкой сообщает: «Господа, я еще пока хозяин этого театра». Зрительница: «Спуститесь вниз. Там ОМОН. Вы хотите крови?!»
19.00 — с криками «Ура!» группа актеров вместе с Н. Губенко входит в театр. За ними (через служебный вход!) вливается толпа зрителей.
19.30 — В старом легендарном зальчике «Таганки» усаживаются зрители. Вместо спектакля им предлагается следующее: выступление Н. Губенко (в театральном костюме) с обвинениями Ю. Любимова. Выступление зрительницы: конфликт вышел за пределы театра. Выступление Ю. Любимова: «Да, я – господин, а вы (зрители) – бывшие товарищи. Губенко в театре работать не будет…» И так далее, и так далее…
20.30 — Театр закончился вешалкой. Там не было гардеробщиц, и люди сами брали свою одежду. Этот «спектакль» они вряд ли когда-нибудь забудут. Им было страшно. Они увидели трагедию. И не одну…
6 апреля Н. Губенко собрал журналистов в приемной президента Международной ассоциации содействия культуре. Ю. Любимов от совместной пресс-конференции отказался.
Н. Губенко: «Я не мог предположить, что когда-нибудь увижу в театре омоновцев, вызванных специально, чтобы воспрепятствовать моему выходу на сцену в спектакле, который для меня, как и для всех на «Таганке», святой, – в спектакле «Высоцкий». Даже если я, как утверждает Юрий Петрович, в бытность министром и пропускал свои выступления (а пропускал я не больше, чем другие, в театре такое бывает), то это не дает ему права уволить меня без объяснений».
Л. Филатов: «Конфликт Губенко и Любимова был не социальный, а личный. Любимов не пустил его на спектакль и вызвал ОМОН. Это серьезное оскорбление. И одновременно за спиной актеров начал решать – с кем заключать контракты, а с кем – нет. Тогда люди стали примыкать к Губенко: «Коля, спасай!» Он чувствовал свою ответственность и пошел до конца. Мне показалось, что в этой ситуации надо быть с ним. Невзирая на то, что мы в глазах большинства оказались врагами мэтра и чуть ли не предателями. История рассудила так, что победа осталась за Любимовым. Но и сегодня я поступил бы так же. Даже несмотря на мой уход от Эфроса и возвращение “под Любимова”».
Спектакль «Владимир Высоцкий» – единственное, что еще как-то объединяло актеров раздираемого противоречиями театра.
Д. Быков: «Сейчас, во времена кризиса самого знаменитого российского театра, когда многие злорадствуют по поводу упадка былых кумиров, очень грустно смотреть спектакль, где все по-прежнему вместе на сцене те, кто по разные стороны баррикады, воздвигшейся только что, но ожидаемой давно. Губенко больше не играет. Но остальные – Филатов, Смехов, Золотухин, Демидова, Бортник, Шацкая, легенда и слава «Таганки», – равны перед памятью Высоцкого и вместе его чтят. Редкостное единение с залом. Сплошная ностальгия по страшным временам».
Ну а в нынешние «нестрашные» времена нет-нет да нарушается добрая традиция играть знаменитый спектакль.
Б. Хмельницкий: «…Раньше нам отменяли спектакли и мы говорили: “Какие же сволочи все эти чиновники! Безобразие!”… А теперь сами почем зря стали отменять. После смерти Володи мы поклялись ежегодно 25 января и 25 июля обязательно играть спектакль его памяти. Сначала это соблюдали, а теперь традиция исчезла как-то сама собой. Если играем, то от случая к случаю. Может быть, театр, где не держат клятвы, и обречен на исчезновение?..
Ладно, бог с ним! Это факт биографии не Владимира Высоцкого, это факт биографии моих товарищей, которые написали так много слов о любви к Высоцкому, что теперь уже могут не играть этот спектакль. А чего играть-то? Хватит, очки набрали…
Таганка, Таганка… Ну, что – Таганка? замечательный театр… был. Я как бывший артист бывшего Театра на Таганке это говорю. Теперь это не тот театр просто… Я очень люблю тот театр, и любил, и до конца дней вспоминать буду. И Владимир всегда говорил, что это его любимый театр… Мы были счастливы тогда. Радовались работе… Юрий Петрович был иной, мы были другие».
Давно прошли времена молодого театра, когда процент откровенности был максимальным, когда говорили, что думали, и никто ни на кого не обижался, когда «Таганка» общепризнанно считалась самыми громкими подмостками страны, когда лишний билетик спрашивали уже в поездах метро на перегоне «Курская» – «Таганская», когда стояли ночами около театра в надежде купить билеты на предварительной продаже, когда, не попав на спектакль, допоздна ждали любимых любимовских артистов с букетами цветов у служебного входа, когда театр и его зритель были группой единомышленников… Активная позиция противостояния художественного руководителя советской власти в 1964–1983 годах сделала театр всемирно известным.
Но постепенно изначально народный театр превратился в «модный», а затем и в «валютный». Новые же перемены, происшедшие в стране, отняли у «Таганки» монополию на непривычную дерзость и подлинную политическую остроту. Само время выбило из-под ног почву, на которой делал себе имя и славу театр и его художественный руководитель. «Таганцы» были первыми и единственными, кому со сцены позволялось говорить почти не отредактированную правду. И вдруг – разрешено всем… Нет унизительных сдач управлениям культуры, нет чиновничьей цензуры. Теперь в основе постановок Любимова был не показ общественных принципов реального нынешнего времени, а его контракт с московской мэрией, по которому он должен был поставить определенное количество спектаклей в год.
