Это будет потом, а 9 января 1992 года на старой сцене «Таганки» собрался коллектив театра. В начале собрания мудрый Д. Боровский пытался объяснить актерам о праве Любимова уволить неугодных ему: «В любом театре может наступить момент, когда режиссер, беря три, четыре или десять лет назад актера молодого, перспективного, через десять лет может ему сказать, что «у меня так складывается: или ты не вырос, или ты мне уже не нравишься». Я сейчас говорю о модели любого театра».
Но актеры понимали, что в стране, находящейся в страшном раздрае, в случае увольнения – они обречены. Собранию был предложен устав общественного объединения, которое, став юридическим лицом, было бы способно защитить права членов объединения. Решили голосовать в присутствии Любимова…
Пришедший Любимов назвал собрание «сборищем заговорщиков» и объявил о его неправомочности. У коллектива рухнули надежды на былое взаимопонимание и любовь, утрата общей идеи театра стала очевидной, и отказали тормоза, и посыпались упреки и оскорбления, и все смешалось, запуталось, дошло до крайности…
Н. Губенко: «Вы позволите мне на правах ведущего актера сказать несколько слов. 87-й год. Ребята просят меня взять театр, сознавая, что я ничто по сравнению с вами как режиссер, тем более театральный. Я беру этот театр, бьюсь головой об Политбюро, в котором сидит Лигачев, Громыко – шесть человек из старого Политбюро. Единственный человек, который перевесил чашу в пользу вашего возвращения, был Михаил Сергеевич Горбачев.
Далее. Никто вас не тянул за руку приезжать сюда 8-го числа в качестве моего гостя, когда полтора года я бился головой об Политбюро и наконец-то получил это высочайшее по тем временам соизволение. Вы растоптали те десять дней нашего счастья, которое мы все испытывали и вместе с нами вся театральная общественность. После этого я беру театр, восстанавливаю все ваши спектакли, исключительно, с огромным уважением относясь к вашему замыслу. Мы вводим в спектакль «Владимир Высоцкий» вас лично, ваш голос, расширяем тему вашего отсутствия, мы делаем все, чтобы воздействовать на общественное сознание, чтобы вы вернулись.
Испания. Разговор с вами, слезы счастья от возможности, что вы можете вернуться, встреча с труппой – это все было акцией величайшей преданности коллектива вам. Вы пошли на это. Вы сами при мне в 45-минутной беседе с Лукьяновым подписали документ, где первыми словами было конкретно: “Буду искренне признателен, если Верховный Совет рассмотрит вопрос о возвращении мне гражданства”».
Ю. Любимов: «Это не совсем так. Я не хотел ехать к Лукьянову, вы меня вынудили».
Н. Губенко: «Я покажу вам этот документ. Никто вас не вынуждал ни к приезду ко мне в качестве личного гостя, ни к приезду к Лукьянову, ни в возвращении вам гражданства. Рядом с вашей фамилией стояло еще 173 эмигранта, которых я не пробил, я смог пробить только вас и Ростроповича. А вы начинаете всячески растаптывать меня в прессе. Вы трактуете все мое двухгодичное битье головой о Кремлевскую стену и обо все, что называлось «Советская власть», только тем, что Губенко захотел стать министром и для этого он это сделал. Поэтому я утверждаю, что вы – лжец. Вы прокляли все лучшее, что было в этом коллективе, вы растоптали и предали этот коллектив…
Поэтому единственный вопрос, который я хотел бы вам сейчас задать: в какой степени вы намерены руководить из эмиграции, как Владимир Ильич Ленин – РСДРП, этим театром? Полтора года вас не было. Вы руководили только по телефону через Бориса Алексеевича. Вы хотите работать в Советском Союзе… в СНГ или не хотите? Если не хотите – так и скажите. Или вы будете руководить театром из Цюриха? Мы и на это согласны. Вы великий гений. Мы вас любили, но прошлого, а нынешнего мы вас ненавидим – я лично ненавижу, потому что, повторяю, – вы лжец».
Ю. Любимов: «Человека, который назвал меня лжецом, я не желаю вообще видеть в этом помещении. Вот я уйду, и выбирайте. И пока он не уйдет отсюда, меня здесь не будет. Все!»
Любимов ушел, а оставшиеся 144 человека единогласно проголосовали за образование общественной организации «Театр на Таганке».
28 марта 1992 года Любимов собрал «своих», чтобы с их помощью отстранить Губенко от сцены. Как потом комментировал И. Бортник, «чужими руками совершить преступление».
Второй шаг – приказ снять портрет Губенко, висевший между Любимовым и Боровским, и заменить на Золотухина. Валерий Сергеевич забеспокоился, что теперь на его портрете выколют глаза или напишут «Иуда»…
Любимов два месяца ждал, что «оппоненты» придут и извинятся перед ним. Не пришли… 1 апреля Любимов объявил ультиматум: «Я прошу вас, Николай Николаевич, второго в театр не приходить. А с нового сезона, если вы захотите, мы можем вернуться к этому вопросу». – «Нет, Юрий Петрович, я буду играть…» Однако Любимов подписывает приказ об увольнении Н. Губенко с уведомлением о том, что театр в его «услугах больше не заинтересован».
2 апреля 1992 года спектакль «Владимир Высоцкий» оказался в центре скандала в Театре на Таганке.
Долгий и тяжкий конфликт между Ю. Любимовым и небольшой группой актеров, в которой много ведущих, с одной стороны, и Н. Губенко с большой группой актеров, в которой тоже есть ведущие, – с другой, вылился в этот вечер в откровенно скандальное, почти театральное и очень публичное действо.
Режиссерская находка, воплощенная 25 лет назад в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир», когда действие начиналось на улице перед театром, вновь пригодилась Любимову. Но теперь в массовку режиссер вместо актеров пригласил ОМОН с дубинками. Ни в одном не только столичном, но и российском театре еще не было скандала такой глубины и накала.
Л. Филатов: «А ситуация изгнания Губенко! Стоит белый Николай, он пришел играть спектакль «Владимир Высоцкий», а его не пускают в театр. И безусый омоновец поучает Губенко: «А не надо было плевать в лицо учителю». Щенок! Что ты понимаешь про учителя? И что понимаешь под «плевать в лицо»? И все это снимается, а потом показывается по телевизору строго наоборот. Я-то понимаю, что это была заказная пресса, заказное обслуживание, как интервью, в котором Юрий Петрович называет меня «Соловьем-разбойником», а Губенко – «верным Русланом». В нем все шито белыми нитками. Каждый вопрос составлен так, что услужливо содержит вариант ответа».
Дотошные журналисты составили хронику разворачивающегося театрального действия.
17.25 — У служебного входа журналисты увидели наряд муниципальной милиции с дубинками. Дверь в служебный вестибюль загородил широкоплечий мужчина в милицейской форме.
17.35 — В сопровождении актеров вошел Н. Губенко. У дверей возник заместитель директора театра Б. Глаголин: «Николай Николаевич, распоряжением Любимова вы сегодня в спектакле не играете».
