В приведённых цитатах слово «формула» можно было бы легко заменить, например, словосочетанием «поэтическая находка», и содержание бы от этого только выиграло. Однако сам по себе «формульный» подход к поэзии не столь безобиден и может привести к неточному пониманию поэтических образов. Так, Ю.М. Лотман писал: «Искреннее чувство Пушкина к А.П. Керн, когда его надо было выразить на бумаге, характерно трансформировалось в соответствии с условными формулами любовно – поэтического ритуала. Будучи выражено в стихах, оно подчинилось законам романтической лирики и превратило А.П. Керн в «гений чистой красоты» (то, что Пушкин воспользовался здесь цитатой из стихотворений Жуковского… лишний раз подчёркивает литературную условность этого образа)»85.
Следуя такой логике, видный учёный приходит к странному выводу, что в письме от 28 августа 1825 года «Пушкин нашёл более яркую и индивидуальную, чем в стихах, формулу того, что связывало его с Керн: «Ненависть к преградам, сильно развитый орган полёта»86. Образы «мимолётного видения» и «гения чистой красоты», несомненно, гораздо точнее, ярче и прекраснее, чем приведённые слова из письма.
Другой разновидностью «формульного» подхода к стихотворению «Я помню чудное мгновенье…» является приписывание образам узкого символического значения. Стремясь исполнить своего рода «социальный заказ» советского периода и показать, что лирика Пушкина не связана с религиозной сферой, А.И. Белецкий так «дешифрует» поэтический язык великого поэта: «Божество – это искусство, пророк божий – это поэт; алтарь – это его рабочий стол, а молитва – сладкие звуки его слов, подчинённых метру и ритму»87. «И божество, и вдохновенье, / И жизнь, и слёзы, и любовь» А.И. Белецкий относит сугубо к области художественного творчества и приходит к заключению: «Любовная тематика в данном стихотворении явно подчинена другой, философско – психологической тематике, и основной его темой является тема о разных состояниях внутреннего мира поэта в соотношениях этого мира с действительностью». Он считал, что стихотворение не следует включать в любовную лирику Пушкина, а биографический комментарий для его восприятия не важен. Дальнейший вывод А.И. Белецкого резко сужает «поэтическое пространство» пушкинского шедевра: «Совершенно второстепенным нам представляется имя реальной женщины, которая вознесена затем на высоту поэтического создания, где реальные черты её исчезли, а сама она стала обобщением, ритмически упорядоченным словесным выражением некоей общей эстетической формы».
В такой «общей эстетической форме» исчезает всё очарование, вся сила духовного воздействия стихотворения «Я помню чудное мгновенье…». Не случайно Б.В. Томашевский, соглашаясь с А.И. Белецким в частностях, не полностью принимает его заключение и пишет, что «любовь представлена в стихотворении не на равных правах с вдохновением, слезами и прочим. Всё – таки это основная тема стихотворения, определяющая его сюжет… Недаром оно в самом заголовке («К ***») адресовано любимой женщине, хотя бы и не названной, хотя бы и изображённой в отвлечённом и обобщённом образе идеальной женщины. <…> она <Керн> своевременно явилась, и Пушкин не столько вспомнил, сколько забыл всё, что знал о ней, ослеплённый её обликом. И чувство любви завершило полноту пробуждения: за божеством, вдохновением, слезами явилась всё венчающая любовь»88.
Пушкинисты в своём большинстве с выводами Белецкого также не согласны. В качестве типичного примера приведем мнение Н.Л. Степанова: «В этом стихотворении слились в нерасторжимом единстве факты биографии поэта, его чувства и переживания, с описанием творческого вдохновения, посетившего поэта»89.
Лирическое стихотворение «К ***» («Я помню чудное мгновенье…») увенчало многолетние творческие поиски Пушкина на тему, поднятую в ранних произведениях «Наслаждение», «К ней» («В печальной праздности я лиру забывал…»), «Возрождение», о пробуждении души и возвращении вдохновения под влиянием мимолётного явления красоты и чувства любви.
Пушкин развил и довёл до совершенства образы мимолётного явления прекрасного и «Гения чистой красоты»90, найденные В.А. Жуковским в стихотворениях «Лалла Рук», «Явление Поэзии в виде Лалла Рук», «Я Музу юную, бывало…» и, прежде всего, в эссе «Рафаэлева Мадонна». Сохранившийся черновик последних трёх строф стихотворения «Я помню чудное мгновенье…» свидетельствует о том, что великий поэт не подражал В.А. Жуковскому, а как бы заново открыл эти образы, придал им более совершенное звучание, возвышающее земную красоту до красоты небесной, духовной, но при этом не теряющей своего земного очарования.
Адресатом и вдохновительницей стихотворения «К ***» («Я помню чудное мгновенье…») является Анна Петровна Керн. Это подтверждается не только биографическими фактами двух встреч с нею в 1819 и 1825 годах и вручением ей автографа в Тригорском 19 июля 1825 года, но и записями рукой самого Пушкиным названия стихотворения «Кернъ» и «к Кернъ А.П.К.» в двух черновых перечнях произведений, предназначенных для публикации в двухтомнике, вышедшем в 1829 году.
Предположение С.Г. Ржеутского и К.П. Викторовой об адресации стихотворения к императрице Елизавете Алексеевне, в пользу которого авторы приводят неубедительные косвенные аргументы, полностью опровергается данными фактами.
Условные обозначения в списках «Кернъ» и «к Кернъ А.П.К.» Пушкин сделал исключительно для себя, вероятно, чтобы не путать стихотворение с другими, имеющими название «К ***». В подаренном А.П. Керн автографе, судя по известному списку, стихотворение названо «К ***», как и в двух прижизненных публикациях, поэтому не следует публиковать его под названиями «Керн», «К А.П. Керн» и подобными таковым.
Значок, проставленный Пушкиным в одном из списков, подтверждает, что это именно лирическое стихотворение. Не следует считать стихи «Я помню чудное мгновенье…» посланием, посвящением или любовным признанием, хотя любовь, венчающая пробуждение души, вдохновляющая на творчество и рождающая ощущение полноты жизни, является ведущей темой.
Противоречивые высказывания Пушкина об Анне Петровне Керн в письмах к ней и о ней, написанных после её отъезда из Тригорского, перипетии их дальнейших отношений, равно как и её двусмысленное положение в светском обществе, порождавшее осуждение и сплетни, не имеют существенного значения для атрибуции и восприятия стихотворения «Я помню чудное мгновенье…».
Возвышенный, опоэтизированный образ вдохновительницы стихотворения перекликается с образом Богоматери в эссе Жуковского «Рафаэлева Мадонна», однако это не даёт основания утверждать, что название «К ***» предполагает обращение к Мадонне.
