— Да, да, конечно. Это ваше право. Я сейчас договорюсь с корвет-капитаном. — Загнер оставил их и поднялся на ходовой мостик.
Корабль подходит к пирсу.
Еще издали Гефт увидел Рябошапченко, Гнесианова, мастера Ляшенко и в бушлате нараспашку Васю Тихонина.
Ошвартовались у пирса. Подали трап. Комиссия заводских экспертов поднялась на корабль и вместе с Гефтом начала спускаться в машинное отделение. Последним шел Василий Тихонин; он спустился еще ниже, в котельное отделение. Здесь были два кочегара. Один из них смотрел иллюстрированный журнал, другой мылся из шланга забортной водой.
Тихонин поздоровался, но немцы не обратили на него внимания.
Парень достал из пачки сигарету, выбросил из топки уголек, прикуривая, поднял рубаху и незаметно выронил на горку топлива свою ношу. Но, вспомнив наставление Рябошапченко: «Подальше забрось, чтобы корабль не подорвался у пирса!», Тихонин нагнулся, поднял кусок угля и швырнул его в дальний угол бункера.
Только сейчас он почувствовал, как пот заливает глаза. Было страшно. Но теперь волнение позади. Он подошел к немцу, предложил сигарету, дал прикурить, усмехнулся и, осмелев, многозначительно сказал:
— Дал я вам прикурить!
Немец ни слова не понял, но на всякий случай сказал:
— Яволь! Яволь!..
Тихонин быстро поднялся один марш по трапу, но в машинное решил не ходить, а дожидаться комиссию здесь, в переходе.
Первым показался Гефт и почему-то очень пытливо посмотрел на Тихонина. У Васи снова от страха взмок лоб. Но вот с ним поравнялся Рябошапченко. Тихонин нагнулся к мастеру и тихо сказал:
— Иван Александрович, порядок!
Ничего не ответив, Рябошапченко полез на верхнюю палубу, и Тихонин последовал за ним.
На верхней палубе к Гефту подошел Загнер и от имени адмирала Цииба и корвет-капитана фон Троттера пригласил его в кают-компанию отпраздновать удачу. Ничего не оставалось другого, как согласиться.
Техническая комиссия сошла на пирс, трап подняли и отдали швартовы. Николай увидел на лице Рябошапченко сперва недоумение, затем все нарастающее беспокойство.
«А что, если корабль подорвется сейчас, на переходе к главному причалу?» — подумал Николай и с кривой усмешкой махнул рукой оставшемуся на пирсе Рябошапченко.
Тем временем «РВ-204» на малых оборотах вышел из заводского ковша и направился к главному причалу.
Поднимая бокал с кислым рейнским вином, Николай вместе со всеми пил «за удачу».
«Я же просил предупредить Тихонина, чтобы тот забросил взрывчатку подальше в бункер», — думал он, слушая краем уха скабрезный анекдот, который рассказывал майор Загнер фон Троттеру.
Нельзя сказать, чтобы эти полчаса перехода к главному причалу были лучшим временем его жизни.
«В случае, если я сыграю в ящик, — думал он, — разведданные, собранные с таким трудом, погибнут, Если все кончится благополучно, надо тетрадь заложить в тайник и посвятить в это Покалюхину и Рябошапченко».
Когда швартовались, у стоящей под разгрузкой машины лопнул баллон. Николай вздрогнул и почувствовал, как кровь заливает лицо. Это заметил Вагнер и участливо сказал:
— Мой милый друг, вы так переутомляетесь на заводе... Вам надо на несколько дней взять отпуск и поехать за город, отдохнуть...
— Благодарю, Евгений Евгеньевич. Вы очень ко мне внимательны...
Подан трап.
— Желаю отличного плавания! — прощаясь с корвет-капитаном, сказал Гефт и спустился на пирс. Здесь он снова встретился с фрау Амалией фон Троттер. На этот раз она узнала его и поклонилась, одарив вежливой улыбкой.
Николай сел в «Хорьх» адмирала, который любезно предложил подвезти его на Дерибасовскую.
Совершенно обессиленный, он открыл дверь, не раздеваясь, лег на кровать и уснул мертвым сном, но ровно в двенадцать проснулся, сел и прислушался...
В это время на выполнение задания уходил «РВ-204».
На следующий день Николай на завод не пошел: шеф Купфер по просьбе профессора Вагнера дал ему трехдневный отпуск.
После завтрака он направился на Ланжероновскую, где помещался клуб профессиональных боксеров «Ринг». В эти часы здесь можно было застать Олега Загоруйченко.
Давно, еще летом, наблюдая отношения Илинича и Загоруйченко, Николай уловил между ними какое-то тайное соперничество, скрытую, но упорную вражду. Тогда же родилась дерзкая мысль: при помощи Загоруйченко захватить Илинича и в Аркадии на даче клуба «Ринг» задержать его до прихода наших войск. Как использовать одного негодяя для поимки другого, Николай еще не решил, но подсознательно чувствовал, что для выполнения такого плана есть какие-то верные психологические предпосылки.
Загоруйченко был в клубе, но с утра на взводе, чего прежде с ним не случалось.
Боксер сидел, развалясь в кресле, напротив него в такой же позе — очень высокий грузный человек с костылем под мышкой, в узком, явно с чужого плеча, пиджаке.
При виде Гефта Олег поднял руку, словно на ринге:
— Хорошо, что ты пришел! Садись. Это Гельмут Цвиллер! Тоже боксер! — представил он своего собутыльника. — Цвиллер из балтийских немцев. Лейтенант восемьсот сорок девятого полка двести восемьдесят второй пехотной дивизии. Ты, инженер, не очень понятный человек, иной раз скажешь такое... Но я тебя уважаю... И Ася Квак тебя уважает... И Мавромати... Ты думаешь, я пьян? Нет. Коньяк не берет меня. С каждой рюмкой я становлюсь трезвее. Плохо наше дело, инженер. Помню, как-то я тебе хвастался, что поставил на верную лошадь, а мой фаворит сбился с ноги перед самым финишем!.. Вот чистая рюмка. Это французский коньяк «Мартель». — Он разлил напиток по рюмкам, поднял свою и выпил. — Расскажи ему, Гельмут, все как есть. Можно, он свой...
Цвиллер довольно прилично говорил по-русски.
— Я служил в шестьсот семидесятом пехотном полку триста семьдесят первой дивизии во Франции... — начал он. — На Ла-Манше. Осенью из подразделений полка был сформирован маршевый батальон. Так я попал в восемьсот сорок девятый полк двести восемьдесят второй дивизии, занимавшей оборону под Кременчугом. Русские обошли нас с фланга и атаковали. Я еле унес ноги. От дивизии ничего не осталось... Фронт трещит по всем швам! Зима сорок второго под Москвой... Гибель армии Паулюса на Волге... Мы терпим одно поражение за другим! Восточный поход проигран, и катастрофа неизбежна...
— Почему так мрачно, лейтенант Цвиллер? — с усмешкой спросил Гефт.
— Потому, что я не окончательный идиот и привык мыслить! — огрызнулся лейтенант.
— Помнишь, Олег, летом на Колодезном был полковник из верховной ставки, он говорил, что Гитлер кует секретное оружие...
— Фюрер говорил об «атлантическом вале», а где он? Я стоял на Ла-Манше, я щупал его вот этими руками!..
