Рядом как раз проходила выставка «Русское бедное», что-то очень наше и очень авангардное. Мы успели побывать и там.
А потом была прогулка по садику, возвращение в гостиницу, оливки-сыр-арбуз, разговор с коллегами из лицея… и пришла пора прощаться — увы, до обидного скоро…»
Это голос итальянской Оли. Она приехала из своей болонской деревни на пару часов, из-за работы не смогла остаться на семинар.
«Ах да, до этого была еще одна чудесная встреча. С нашей любимой Анечкой (Anya_Le). У нее отказал телефон, она прошлась по трем галереям, в том числе по той, где мы учились строить композицию, но встретились мы на перекрестке у Порта-Романа. О, эта радость узнавания! Спасибо вам, Елена Григорьевна, что вы свели нас друге другом!»
Сюрприз, застигнутый врасплох на перекрестке, был счастлив и смущен.
Юля Р., никогда не видевшая Аню, узнала ее издалека. Полненькая хорошенькая девушка с круглым лицом и глазами Наташи Ростовой, танцующей на первом балу. Лучистость и влюбленность.
Она привезла мне в подарок толстенный альбом первого курса. Оказывается, вот уже несколько месяцев семинаристки, тайком запершись в виртуальном пространстве на форуме Юли Р., собирали материал для не виртуального, а настоящего альбома. Сделала его Аня.
Мы добрались до «Палладио». Аня с итальянской Олей поднялись на шестой этаж: там, в Анином номере, и обретался тот самый альбом, который, как видно, ждал последнего штриха.
Вернулись они через полчаса. Зная, что нам с Олей еще предстоит лицей, где мы должны обсудить возможность итальянского онлайнового семинара по подобию нашего русского, я немного нервничала: Оле надо было успеть на поезд.
Но увидев альбом, я забыла и про лицей, и про поезд. Первое ощущение — «Камарад», детский журнал из Терезина. Плотность текстов, многие из которых написаны Аней от руки (главный редактор «Камарада» тоже переписывал от руки статьи, стихи и рассказы), светло-желтые и оранжевые полоски с цитатами из семинарских обсуждений, с неровными краями…
Каждому участнику семинара было отведено место для работ, размышлений, пожеланий и секретов. Можно было перевернуть страницу с картинкой и под ней обнаружить другую.
Первая мысль — издать как есть. Целиком. Это и есть книга, которую я хотела бы написать. Про образование формы движением.
Вернувшись в Москву, Аня опубликовала на форуме свой дневник.
«Я долго думала, показывать этот текст или нет. И все-таки решила показать. Может, и зря. Это не столько о семинаре, сколько о том, что творилось во мне эти пять дней. К сожалению, я не могу сейчас приложить фотографии. Сделаю это осенью, если не сотру тему.
Вот, собственно.
7 июля
Сижу в аэропорту и держу на коленях альбом. Договорились написать пару предложений «от редакции», чтобы заполнить оставшиеся страницы. Что написать? Что эти полтора месяца я чувствую себя Сойкой, Петрушей Гинцем и Ваней Полаком? Но сколько можно тянуть на себя это одеяло? Нечестно. Им было в тысячи раз хуже, и их нет… Сказать, что заново перечитала все наши дневники и заново прожила семинар глазами разных людей?
Глаза меж тем слипаются. Что будет завтра? Хочется, очень хочется столкнуться случайно на лестнице, в вестибюле, на улице, встретиться глазами и узнать друг друга. Без слов. Только глазами. И страшно, что выйдет что-то нехорошее, лишнее и пошлое. И еще страшно, что после Милана уже не будет ничего и никогда. «Так смотрят, запоминая…»
Попробую-таки уснуть: до посадки еще четыре часа с небольшим, а рисовать практически некого, да и выходить перестало…
9 июля
Porta Romana встретила рынком, как в детстве или в Армении: фрукты, яркие и пахучие, домашние сыры… Удалось раздобыть розы (значит, судьба!). Пока блуждала в поисках гостиницы, глаз ловил сказочной красоты простые вещи: вот плоская стена дома, ровно выкрашенная желтой, чуть розоватой краской и густо увитая коричневым плющом; дорога слипами, как у Фридл, только у нее домов нет, деревня, а здесь город; маленькие дворики, которые можно разглядеть, если сунуть нос в арку: в одном небесно-голубой автомобиль блестит на солнце, окруженный аккуратно подстриженным кустарником, в другом — деревце с ярко-розовыми цветами, — думала, искусственное, а оказалось, живое… Бесконечные черепичные крыши с крохотными, совсем игрушечными, трубами…
Долго не решалась пойти и поздороваться. А когда решилась, никто не открыл (к счастью или наоборот?). Воткнула букет в дверь и, представляя, как Е. Г. его увидит и удивится, а потом мы встретимся через два часа у Брера и непременно друг друга узнаем, пошла к метро.
Естественно, заблудилась. Сначала вместо того, чтобы прийти на станцию, снова уткнулась носом в плоский желтый дом с плющом, потом полчаса ходила кругами вокруг галереи, пропуская нужный поворот.
Оказавшись у места встречи за полчаса до назначенного времени, вспомнила, что в последний раз ела еще в Домодедово, часов в восемь вечера. (Не считать же едой булочку размером меньше моего кулака, которую щедрые австрийцы выдали в самолете.) Зашла в первое попавшееся кафе, заказала первую попавшуюся пиццу и бутылку воды. Из огромного бокала пить ледяную воду очень здорово. Как в «Маленьком принце» из колодца… Пицца же оказалась невкусной, резалась с трудом, а главное, готовили ее почти полчаса, так что в Брера я пришла только в десять минут второго. И никого там не обнаружила. Телефон, как и следовало ожидать, отказался работать.
Прождав до половины второго, в расстроенных чувствах решила пойти в музей одна. И, естественно, он мне не показался. Разве только живые до безобразия мадонны у художника с солнечной фамилией, запомнить которую никакая мнемоника не помогла. И Беллини. Тогда потрясение было очень сильным, но после Амброзианы и дня семинара как-то стихло, затерлось. Еще Моранди. У него как раз те плоские стены домов, мимо которых я не могу пройти. Маня хорошо вчера сказала: «Сила Моранди в его слабости. Кажется, нет ничего, а дыхание перехватывает»…
После Брера дошла пешком до галереи современного искусства. Снова заблудилась, но быстро нашла дорогу. После чужого и холодного Брера со старыми мастерами галерея показалась неожиданно теплой и дружелюбной — похожей на старую, прошлого века, чеховскую дачу. Заворожила графика Моранди. Цветы в вазе я уже видела в Брера, там они были в цвете и, как когда-то бутылки, навевали тоску. Черно-белый набросок, напротив, вызвал бурю эмоций. Очень захотелось скопировать его, но я стесняюсь рисовать на людях…
