— Все голодранцы — воры и разбойники, — говорил начальник тюрьмы. — Их и судить не следует. Нужно в кандалы, в кандалы, да кангу на шею.
Начальник тюрьмы был тучный и красный, как бычий пузырь, наполненный кровью.
— Почему бедные не прогонят богатых? — донимал отца Сухэ. — Почему они не набросятся на стражу и не перебьют всех? Ведь их больше. Их ведут на расстрел, а они покорно идут… Если бы меня вели на расстрел, я бы…
Дамдин снисходительно улыбался и ерошил волосы на голове сына.
— Меня опять сажают в тюрьму, — говорил он печально. — Снова двое сбежали. Сделали подкоп и удрали. За два года отсидел почти четыре месяца.
Да, случалось и такое. Упустив по недосмотру арестанта, Дамдин сам покорно садился в тюрьму.
И случалось это довольно часто, так как Дамдин, стремясь заработать хотя бы несколько мунгу сверх жалованья, иногда добровольно подменял других смотрителей. А побеги, как назло, совершались именно в то время, когда он нес службу за других.
— Кто из нас смотритель, кто арестант — трудно разобрать, — невесело шутил отец. — Наверное, бедняку так уж предначертано милостивыми бурханами: отсиживать в тюрьме. Видно, еще не выковали тот топор, который снесет голову богатеям и маньчжурам.
Как ни старался Дамдин заработать лишний грош, нужда не покидала его юрту. Старшие сыновья по-прежнему батрачили. Сухэ продолжал учиться. Но он не мог равнодушно смотреть, как голодает семья. Он не хотел быть обузой и, случалось, уезжал в степь в поисках заработка. Опять приходилось пасти чужие стада, наниматься погонщиком уртонных лошадей на тракте Урга — Кяхта. Учитель Жамьян сердился, когда способный шаби пропадал целыми месяцами, но стоило Сухэ вернуться, как Жамьян сразу же прощал эту отлучку. Оказывается, Сухэ там, в степи, успел выучить больше, чем самые способные ученики, которые ни на один день не прерывали занятий.
А дух сопротивления в стране нарастал.
В 1910 году зимой в Урге произошло столкновение между толпой аратов и отрядом маньчжурских солдат. Случилось это так. Ламы одного из монастырей купили у китайской фирмы доски и бревна. Но при расчете не поладили с купцом и избили его. Маньчжурские солдаты хотели арестовать нарушителей порядка. Тогда ламы стали читать молитвы и взывать к богу. Собралась толпа. В солдат полетели камни. Наиболее ярые пустили в ход камышовые кнутовища. Солдат прижали к забору. Двоим все же удалось удрать. Вскоре к месту происшествия прибыл маньчжурский губернатор Сандо-ван. Он хотел утихомирить разбушевавшуюся толпу. Но появление амбаня еще больше разъярило аратов. Из всех маньчжуров в Монголии он был самым ненавистным. Его ненавидели даже князья, которые без разрешения Сандо-вана не имели права решить ни одного вопроса. Сандо считался гражданским чиновником. Два военных чиновника-джанджина хозяйничали со своими гарнизонами в Кобдо и Улясутае.
Увесистый камень пролетел над головой Сандо, другой угодил ему в поясницу. Губернатор ударил коня и скрылся в пыли, оставив солдат на расправу толпе. Монголы в тот раз разгромили несколько магазинов и складов.
Что случилось с покорными, незлобивыми монголами? Они больше не испытывали почтения к всесильным маньчжурам, сами искали повода для столкновений. С купцами разговаривали грубо, отказывались платить проценты и нередко поколачивали ростовщиков. Губернатор Сандо сидел в своей резиденции при закрытых ставнях, его охраняла целая сотня солдат.
Из-за границы ползли и ползли тревожные слухи… Особенно беспокоили губернатора вести из Китая. Их нельзя было скрыть, утаить. О них шумел весь мир. Даже Сухэ знал, что в Китае началась революция. В октябре 1911 года вспыхнуло восстание в Учане, перекинулось в Ханькоу и Ханьян, в Хунань, Цзюцзян, Наньчан, Шанхай, Ханьчжоу, Кантон. По сути, на юге революция уже победила. Северный Китай, правда, еще оставался под властью маньчжурской монархии, но Сандо догадывался, что дни ее сочтены. Все чаще произносилось имя Сунь Ят-сена. Организованная им политическая партия «Союзная лига» — «Тунмэнхой» — уже в 1906 году насчитывала почти десять тысяч членов. Сунь Ят-сен требовал уничтожения маньчжурской монархии, провозглашения республики и уравнения прав на землю. Между республиканским Югом и монархическим Севером началась гражданская война.
В России же задолго до этих событий уже обсуждался вопрос о принятии Внешней Монголии — Халхи под свой протекторат. Мысль о том, что именно Россия придет на помощь монголам в их борьбе с ненавистными маньчжурами, была не нова.
Недаром древний сказитель — улигерчи пел на базарной площади о новом пришествии Амурсаны. Амурсана был одним из первых, кто обратил свой взор к России, надеясь получить у нее поддержку.
Амурсана, последний хан Джунгарии в XVIII веке, поднял восстание за независимость своего ханства от маньчжуров, но был разбит. Тогда Амурсана с женой и сыном бежал в Россию, поклявшись вернуться и с помощью русских освободить Монголию.
Герой утонул при переправе через реку Катунь. Его жена скончалась позднее в Петербурге при дворе Елизаветы, а сын его жил во времена графа Потоцкого в Варшаве.
Но монголы не хотели верить в гибель борца за независимость. В народе почти двести лет продолжала жить твердая уверенность, что Амурсана сдержит свое обещание и вернется из России освободителем. Русский путешественник, побывавший в Халхе в 1882 году, был поражен упорством, с которым распространялись слухи о появлении перерожденца-хубилгана Амурсаны, готовящегося якобы освободить монгольский народ. На этом построил свою карьеру авантюрист Дамби-Жанцан, широко известный в Монголии под именем Джа-ламы. В 1890 году он появился в Кобдоском округе и стал призывать к свержению маньчжурского господства, выдавая себя за потомка и хубилгана Амурсаны. Брожение охватило целый аймак и перекинулось в другие аймаки.
Да, в народе зрела надежда на помощь из России. Жаждали помощи и монгольские феодалы. Они хотели сами, со своим ханом, без маньчжуров, править страной. Правительство русского царя, фабриканты и купцы со своей стороны были заинтересованы утвердить свое господство в Монголии. Русские товары до последнего времени вытеснялись китайскими купцами, постепенно превращавшимися в приказчиков крупных американских и английских фирм. Подготавливала почву для будущих агрессивных действий во Внешней Монголии и Япония.
Высшие князья и ламы понимали освобождение Монголии по-своему. Они искали опору в русском царизме, с помощью которого надеялись освободиться от маньчжуров и китайцев и сохранить свои феодальные права и привилегии.
В свои восемнадцать лет Сухэ еще не мог разобраться во всех тонкостях этой политики. Не знал он и того, что еще летом этого года в Урге высшие князья и ламы, собравшись на тайное совещание, решили послать в Петербург делегацию во главе с командующим войсками Тушету-ханского аймака Ханда-Дорджи. Дайцинская династия была ослаблена
