отдает педантичностью, и горькие размышления о жизни звучат порой цинически, однако же все мы читаем книгу и чувствуем, что все прочие явления в английской изящной словесности не выдерживают с ней никакого сравнения».
И рецензент «Зрителя» – не исключение, его точка зрения вписывается в дружный – и вполне оправданный – хор славословий.
«Мою книгу все кругом хвалят, – пишет, словно удивляясь, Джордж Элиот, – говорят, что она – лучшее из того, что я написала».
Не успевает роман выйти в Англии, как его уже переводят на французский и немецкий; появится вскоре и русский перевод.
И то сказать, «Мидлмарч» – квинтэссенция философских, эстетических и этических взглядов Джордж Элиот, в этом романе они сосредоточены наиболее полно и ярко [67]. Писательница – и это роднит ее с «кукольником» – Теккереем – не раз повторяет на страницах романа, что за поступки и решения своих героев ответственности не несет. Не несет ответственности и за читателя: философские отступления в романе встречаются на каждом шагу, при этом назидательных пассажей, равно как и гражданского пафоса, в книге не найти. Как не найти и патетики: Джордж Элиот, в отличие от Диккенса, своей точки зрения читателю не навязывает и эмоции держит под контролем.
В ее предыдущих романах действующие лица, отношения между которыми не отличаются многоплановостью, изображены по «оппозиционому» принципу: черное – белое. Феликс Холт – Гарольд Тренсам, Мэгги Талливер – Том Талливер, Ромола – Тито Мелема. И в будущем романе «Дэниель Деронда» – тоже: пылкой, самоуверенной, эгоцентричной аристократке Гвендолен Гарлет противопоставлена Майра Коэн, бедная еврейская девушка, в которую влюбляется ее духовный наставник, юный идеалист Дэниель Деронда. В «Мидлмарче» же картина мира, отношения между людьми более сложны и противоречивы. Вместе с тем дает себя знать позитивистская выучка писательницы. Характеры в романе, с одной стороны, многозначны, с другой – однозначны, ведь их судьбы, согласно позитивистской философии, предопределены физиологией, судьбой и наследственностью. Провинциальное общество у Джордж Элиот – опять же в рамках «органической» школы социологии, основоположником которой был Спенсер, – рассматривается по аналогии с живым организмом, его функциями, человек же уподобляется животным; вспомним сцену смерти старика Фэзерстоуна: его ожидающие наследства родственники уподобляются лягушкам и кроликам.
«Их моральные принципы, – замечает Джордж Элиот, – не имеют никакой основы, кроме одной – наследственного обычая».
Заметен в «Мидлмарче» интерес невиданно образованной Элиот к медицине, биологии, физиологии, психологии – вообще к точному научному знанию; ссылок на науку в романе сколько угодно. В том числе и иронических: «милейший» баронет сэр Джеймс Четтем штудирует «Основания земледельческой химии» [68].
«Мидлмарч», как, впрочем, и предыдущие «картины провинциальной жизни», перенасыщен «житейской путаницей» – меткими, забавными, порой едкими бытовыми зарисовками и запоминающимися второстепенными персонажами: младшими священниками и их женами, лекарями, нотариусами, барышниками, мелкими арендаторами, городскими сплетницами. Каждый со своими повадками и языком, этим повадкам под стать. Птичница миссис Фитчет сетует, что ее куры «взяли привычку расклевывать яички, чуть их снесут. Никакого с ними сладу!» «До тех пор пока рыба исправно клюет, мир населяют только премилые люди» – жене местного священника миссис Кэдуолледер в наблюдательности и цинизме не откажешь. «Людям в годах победа обеспечена» – старый нотариус мистер Стэндиш подбивает холостяка и завсегдатая скачек мистера Чичли, цветом лица напоминавшего пасхальное яйцо, найти себе подругу жизни.
Умение Джордж Элиот одной фразой, порой одним точным словом набросать портрет персонажа проявляется и в изображении главных действующих лиц, и в этом она мало чем уступает нелюбимому Диккенсу и любимому, почитаемому Теккерею.
Вот Доротея Брук, главная героиня романа: «Она могла бы искать мученичества, затем отступить и все-таки принять мученичество, но вовсе не то, к которому стремилась». Именно это и происходит: Доротея ради «служения» становится женой ограниченного схоласта – бесмысленный подвиг самопожертвования.
А вот ее дядюшка, шестидесятилетний мистер Брук: «Человек мягкий и покладистый, он отличался большой пестротой мнений и некоторой зыбкостью политических убеждений».
Про младшую сестру Доротеи, обаятельную простушку Селию словно невзначай сказано: «Когда Селия решалась спорить, она умела находить доводы, как ей казалось, весьма убедительные». Как ей казалось! Селия любит сестру, относится к ней с «робким благоговением», не лишенным, однако, скепсиса: «Чересчур уж религиозна для семейной жизни». «Младшая, – отмечает Джордж Элиот, – всегда носила ярмо, но никакое ярмо не может помешать тайным мыслям».
Характер будущего супруга Доротеи, священника мистера Кейсобона, ироническое отношение к нему автора (а со временем и самой Доротеи) проявляются при первой же встрече с ним читателя. Кейсобону «невыносимо слушать банальности», он «сухощав и бледен, как подобает ученому мужу», говорит «четко и внятно, словно произнося публичную речь». Говорит четко и внятно, пишет же невнятно, витиевато, ни слова в простоте: «…в какой мере состояние ваших собственных чувств оправдывает мои счастливые чаяния».
Банкир Булстрод говорит слабым голосом и имеет нездоровый вид. Когда с кем-то беседует, вежливо наклоняется к говорящему, вперяет в него внимательный взгляд и прикрывает глаза ладонью, словно от усталости. Когда же говорит с самим собой, приходит к выводу, что «его тайные прегрешения прощены, а служение принято». Он не любит «грубости и чертыхания». Стоит ему заметить, что «женское кокетство исходит от дьявола», – и мы убеждаемся, что полку Пэкснифов, Тартюфов и Иудушек Головлевых прибыло.
«Решителен и независим» – сделает читатель вывод, обратив внимание на «твердые и упрямые рот и подбородок, хмурое и недовольное лицо» юного художника Уилла Ладислава, одного из главных героев романа, когда Кейсобон знакомит его с Доротеей. Но вот на губах Уилла заиграла улыбка, «в ней была только искренняя веселость без тени насмешки или самодовольства». Всего-то две фразы – а Ладислав уже заслужил наше расположение.
Точно так же, как молодой доктор Лидгейт, который обладал «необходимой для врача способностью сохранять серьезный вид, когда ему говорили всякий вздор, спокойным взглядом темных глаз и легкой изящной небрежностью одежды и речи». «В его манере держаться, – узнаем мы чуть позже, – чувствовались независимость, бесстрашное упование на удачу, вера в собственные силы и настойчивость». Упование на удачу, вера в собственные силы, как скоро выяснится, далеко не всегда ведут к успеху…
Проникаешься симпатией и к Мэри Харт. «Искренность, правдивость и справедливость были главными душевными свойствами Мэри – она не старалась создавать иллюзий и не питала их на свой счет, а в хорошем настроении умела даже посмеяться над собой». Умение посмеяться над собой, заметим, – едва ли не самое ценное человеческое качество. И Джордж Элиот, писавшая Мэри Харт, как и Мэгги Талливер, с себя, этим качеством, по всей видимости, владела в полной мере.
Особое место среди протагонистов романа занимает отец Мэри Кэлеб Гарт. «Самый бедный и самый добрый», из тех редких натур, которые «требовательны к себе и
