— Только вы, военные, не пускайте врага в город, — говорили рабочие, — а уж мы постараемся.
На предприятиях города был организован ремонт артиллерийских орудий, сложных звукометрических станций, с помощью которых определяли координаты стрелявших батарей противника, средств связи. Вскоре на Большую землю были отправлены первые сотни орудий и минометов, изготовленных ленинградцами, за ними другие изделия. Среди них были и телефонные аппараты, и учебники по артиллерии, и целлулоидные артиллерийские круги, при помощи которых готовят данные для стрельбы.
Одновременно шла подготовка к задуманной Ставкой операции. Предстояло ударом войск Ленинградского фронта со стороны Невской Дубровки навстречу дивизиям 54-й армии прорвать блокаду и установить сообщение с Большой землей.
Генерал Воронов помогал штабу фронта в организации боевого применения артиллерии, переодевшись в солдатскую форму, участвовал в рекогносцировках, не раз и не два попадая под снаряды и бомбы противника.
В разгар подготовки операции командующий фронтом генерал И. И. Федюнинский неожиданно попросил освободить его от должности. А. А. Жданов предложил возглавить фронт генералу Воронову, но Николай Николаевич отказался: сложить с себя полномочия начальника артиллерии Красной армии и представителя Ставки он не мог. Тогда командующим войсками Ленинградского фронта был назначен генерал М. С. Хозин.
Форсирование Невы, для обеспечения которого стянули все возможные переправочные средства, вплоть до прогулочных лодок с городских водных станций, удалось. Но продвинуться дальше войска не смогли и закрепились на небольшом плацдарме, знаменитом «Невском пятачке». Не выполнила свою задачу и 54-я армия, которой командовал уже бывший заместитель наркома обороны Г. И. Кулик.
Кольцо блокады оставалось по-прежнему плотным, противник нещадно обстреливал голодающий город. Даже пленные гитлеровские артиллеристы на допросах цинично заявляли, что стреляют по мирному населению, которого, как им известно, в городе много...
Генерал-полковник Воронов ночами анализировал недостатки боевой работы артиллерии, вновь мысленно возвращался к опыту Мадрида, размышлял, чем компенсировать недостаток орудий и боеприпасов. Конечно же гибким управлением, хорошей связью и эффективной разведкой, наладить которую помог начальник соответствующего отдела штаба артиллерии РККА, блестящий знаток своего дела полковник М. В. Ростовцев.
Семь артиллерийских разведывательных дивизионов и семь воздухоплавательных отрядов непрерывно следили за огневой деятельностью противника. Контрбатарейная борьба, несмотря на небольшой расход боеприпасов, становилась все более результативной. Так, разведчики обнаружили особо мощную 420-мм мортиру противника, ее снаряды оставляли в земле воронки глубиной почти в три метра, а диаметром в восемь. Получив точные координаты цели, советская артиллерия произвела огневой налет, и 140-тонный «монстр» отправился на ремонт в Германию.
Впрочем, ленинградцы располагали средствами, способными ответить на подобные вызовы. Гигантское 406-мм орудие, предназначенное для вооружения перспективных советских линкоров, вело огонь по противнику снарядами весом более тонны на дальность в 45 километров!
Грозной силой становилась морская артиллерия, для взаимодействия с которой немало потрудился замечательный артиллерист полковник М. А. Рерле. В годы гражданской войны он командовал тем самым дивизионом, в котором начинал службу будущий начальник артиллерии Красной армии.
Времени для встреч с близкими почти не оставалось, и Николай Николаевич говорил с ними преимущественно по телефону. В четверг отец просил не звонить: обычно в это время фашисты выпускали по зданию, где он работал, 8 плановых снарядов.
— Я получаю от них артиллерийский привет, — говорил Воронов-старший. — Видно, потому, что у меня сын артиллерист.
Приказ вернуться в Москву последовал в первый день зимы. Вечером 5 декабря в подземном убежище Кремля (по случаю налета авиации противника) генерал Воронов делал доклад о положении в Ленинграде. Тогда же маршал Шапошников ознакомил его с планом наступления — оно должно было начаться уже завтра! Но радость сменило чувство тревоги: Сталин предложил подумать, кто бы мог заменить начальника Главного артиллерийского управления Н. Д. Яковлева. Ставка его работой была недовольна.
Генерал-полковник Воронов провел тщательный анализ причин недовольства Ставки, и уже на следующий день снова пришел к Верховному главнокомандующему с обстоятельным докладом. Как оказалось, почти все сотрудники Главного артиллерийского управления были эвакуированы в Куйбышев и Н. Д. Яковлев остался с небольшой группой офицеров. В этих условиях трудно было удовлетворить даже текущие заявки — они сыпались градом, — обеспечить же подготовку наступления было еще сложнее.
Сталин внимательно выслушал... и согласился. Аппарат управления вернулся в Москву, и скоро его работа наладилась.
Зимнее наступление началось успешно. Противник его не ожидал и, судя по открытым паническим переговорам в эфире, испытывал настоящий шок. Генерал-полковник Воронов старался помочь наступающим фронтам оружием, боеприпасами, тягачами, автомобилями, — жаль только, что возможности были невелики. Часто выезжал в войска: сидя в кабинете, каким бы хорошим аналитиком ты ни был, составить живое представление о работе своего рода войск достаточно сложно.
Ошибки в решениях и действиях командиров он исправлял тут же, на месте, как было, например, с использованием артиллерии большой мощности. Ее стали применять для стрельбы по танкам, огневым точкам и другим мелким целям.
— Эти орудия надо беречь, — сказал Воронов, посетив одну из тяжелых батарей. — Из них мы будем бить по Берлину!
Напряженная работа шла не без помех. Так, в Ставке вдруг решили возобновить производство миномета-лопаты, странного оружия, действительно представлявшего собой лопату, чей стальной черенок при переводе в боевое положение превращался в минометный ствол. По замыслу конструктора приспособление могло использоваться и для рытья окопов, и для стрельбы по врагу. Но первый же опыт боевого применения показал, что оружие, как часто бывает с техническими гибридами, малопригодно и для того, и для другого.
Дальность стрельбы — всего лишь 300 метров — явно недостаточна, о точности стрельбы из-за отсутствия прицела даже говорить не приходится, а эффективность маломощной 37-мм мины в снегу или болотистом грунте практически сводилась к нулю.
Тем не менее сторонники у экзотического оружия были — например, начальник артиллерии одной из дивизий прислал о нем положительный отчет. Он даже сам попробовал стрелять стоя, приложив миномет к животу. Результат: мощный удар и длительные сильные боли. Вывод: «Стрелять из миномета стоя с живота нельзя».
