– Суббота, – ответил Мика.
Батюшка пожал плечами.
Во дворе Белого дома процессию встретил Ельцин, пожимал руки священникам.
– На Ваганьково, скомандовал Руцкой.
На кладбище их уже поджидали баркашовцы из РНЕ с плакатом: «Нет места жидам в Москве». Афганцы мгновенно разобрались с баркашовцами, выбросили их за кладбищенский забор. Процессия разделилась, большинство вошли в часовню, остальные с Ильей в ожидании. Наконец, процессия воссоединилась.
– Здесь друг Ильи, скрипач, – обернулась к Леве Инесса. – Можно он будет играть?
– Пусть играет.
…В Гипрорыбпром Лева приехал к концу рабочего дня, не все чертежи были исправлены.
Октябрь 1993-гоДождь Судного дня барабанил опавшие листья, многократно усиливаясь в ночи, торопил листопад и прохожих; залихватски плясал на автомобилях, фортепьянил, пугал детей и старушек. А утром дождь обернулся в туман и затих, повиснув между колоннами синагоги.
Прихожане поднимались на Горку, на утреннее Богослужение. Желтый свет иномарок выныривал, и стайки нищих тотчас кидались под колеса. Старый кантор на старый манер пел с амвона. Как прекрасны шатры твои, Иаков…
Тем временем в доме Полякова Зяма встречал голодных стариков под портретом Царя-мессии. А на Разгуле, в трех шагах от Елоховской церкви, в ДК «Автомобилист» молитвы Судного дня пели десять американских канторов – по совместительству солистов хора Ростроповича…
– Перерыв до шести вечера, – объявил Лева.
– Рабби, покажи нам Москву, – обратились канторы. – Что у вас самое-самое?
– Белый дом.
Маленький сталкер провел их по крышам гаражей к дыре в ограждении, здесь милицией и не пахло. Дым костров и запахи страха, где сошлись коммунисты, казаки, баркашовцы. Расколотые арбузы валялись в ногах, как обрубленные головы. Женщины в красных косынках.
– Русский Голливуд! – воскликнул кантор Беня.
Бритоголовые парни, вооруженные ножами, цепями и битами кричали из-за проволоки милиционерам:
– СССР! СССР! СССР!
– Ельцин жид!
– Бей жидов, спасай Россию!
Милиционеры снаружи равнодушно улыбались молодому безумству. А внутри зоны коммунисты-дружинники топтались в нескольких шагах от фашистов.
Дым обеденных костров, играла гармонь между выкриками.
Наконец, защитники Белого дома заметили канторов, окружили их и кричали им:
– Люди обнищали, люди унижены!
– Мы не сдадимся!
– Банду Ельцина под суд!
– Чего они хотят? – спросил кантор Майкл.
– Они защищают Конституцию от президента.
На стенах черным и красным: «Смерть жидам!», «Иудейское царство Ельцина!».
– Они иностранцы?
– Они солисты хора Ростроповича, американцы.
– Евреи!?
– Среди нас тоже есть евреи.
– Расскажите Америке: мы не сдадимся.
– Они поют?
– Русские песни знают?
– Ну, давай свои.
– Русскую, русскую!
– Давайте вместе, – предложил вдруг по-русски Майкл и запел «Калинку».
Чуть ли не с цветами провожали канторов к калитке.
В шесть вечера, как ни в чем не бывало, канторы и Лева поднялись на сцену ДК «Автомобилист». Зал вновь переполнен.
А в следующее воскресенье Лева загрузил рюкзак для воскресной школы – лулав, этрог, веревочки, картинки. Суккот.
В полдень он вышел на Садовое кольцо, светило солнце «бабье лето», за плечами из рюкзака торчали пальмовые ветви.
Сегодня большевики идут на прорыв блокады Верховного Совета. Где они? Где вообще люди? Пустынно. Тихо. У-у! – гул справа. Из переулка выскочили милиционеры в касках со щитами и дубинками. Полетели камни. Лева бросился в подъезд, а он битком набит людьми. Развернулся, прижался спиной к улице, мимо бежали боевики с арматурой.
– Что стоишь? С нами!
Страх толкнул его в людской поток. Бежал под плакатом «Смерть жидам!». Впереди бежавшие боевики смяли ряды милиционеров со щитами, срывали с голов каски, вырывали из рук щиты и щитами по каскам, по башке. Оцепление сломлено.
Лева стоял на зеленой траве между Белым домом и мэрией, когда грузовик протаранил высотку. Раздались выстрелы.
– Ложись! – скомановал толстяк с портфелем и первым грохнулся на землю.
Лева залег лицом в траву. «Та-та-та» – пели пули. Вот влип, идиот. Да еще угодил на колючую проволоку.
– Ладно, мужики. Ползем в мэрию. Там добро, – толстяк не полз, а перекатывался. Сматываюсь к чертовой матери – пронеслось у Левы в голове. Стрельба усилилась. Лева полз к тротуару. Наконец, руки уперлись в асфальт. Прохожие могли бы принять его за пьяного. Отсюда, с Нового Арбата, штурм мэрии похож на репетицию кино.
Посыпались стекла, собровцы прыгали на газон, граждане шарахнулись. Баркашовцы ловили собровцев, и те с поднятыми за голову руками, колонной возвращались под улюлюканье и ликование толпы. Люди с красными повязками останавливали рейсовые автобусы и грузовики.
– Берешь людейна Останкино. Проезд бесплатный.
Прохожие легкомысленно входили в автобусы, молодежь взбиралась на грузовики.
На лестницах Белого дома и мэрии записывали добровольцев на штурм Останкино.
– Мэрия взята! На Кремль! На Останкино!
А на Старом Арбате музыка. Вот придурочные, они еще не знают, что выживут в другой стране.
На станции «Семеновская», у дома родного, на все оставшиеся деньги Лева купил четыре банки шпрот и пять мешочков сухарей.
– Зачем столько сухарей? – ахнула Маруся.
– Война.
– Напился?
– Война, Маня. Они уже у Останкино. Включай телик.
Телевизионные каналы отключились один за другим.
– Хорошо, – сказала Маруся, – я могу жить и без телевизора. Иди кушать.
И в это время Егор Гайдар призвал по радио «Эхо Москвы» выйти на защиту Моссовета.
– Ты куда опять? Мало тебе, что ли?!
– Все равно уже куртка дырявая, – Лева поцеловал дочь и вошел в лифт.
У Моссовета улица Горького была перегорожена грузовиками. С одного из них Зяма раздавал булочки и коробочки с соком.
– Кошерные? – Лева взял их рук Зямы.
– Пахнет нешуточными разборками.
Но люди улыбались. С балкончика, откуда выступал Ленин, Егор Гайдар призывал москвичей: «Не расходитесь!»
Моросило. У памятника Юрию Долгорукому шла запись добровольцев.
Москвичи бродили от мэрии до мэрии. На площади Свободной России мэрию защищали фашисты, на Тверской мэрию защищали гайдаровцы.
– Давайте искать автоматы, – предлагали школьники.
– Ловите лазутчиков-баркашовцев.
– Анпиловцы идут с автоматами. Когда нам раздадут автоматы?
– А почему нас не штурмуют? – удивлялись демократы на Тверской. – Бейтар на бэтээрах атакует Белый дом, – кричали баркашовцы у Белого дома.
– Ловите гайдаровских лазутчиков, – командовал Макашов.
