Наступательные бои в Донбассе велись на большой территории, в быстром темпе, отличались широким взаимодействием войск. Роль связи в этих условиях была весьма ответственной. Но войска связи теперь способны были решать любые сложные задачи. Воодушевляло и само наступление.
У Ивана Терентьевича были и свои, личные причины для воодушевления. Донбасс – его родной край. Встречая по пути близкие его сердцу поселки шахтеров с терриконами, он с волнением вспомпнал о детстве и юности. К середине сентября Донбасс был освобожден, и, выбрав время, Иван Терентьевич посетил ртутный рудник близ Горловки. «Дрогнуло сердце, – писал он в своих воспоминаниях, – когда я увидел механическую мастерскую, где когда-то работал. Остановился у школы, где учился, а потом поехал к бывшей своей хате. Последний раз я был на руднике летом 1935 года, когда приезжал, чтобы забрать мать в Ленинград. Наша хата оказалась почти полностью разрушенной, крыши не было. Стены, сложенные из известняка, наполовину обвалились. Вместо окон зияли черные прямоугольники. Родное гнездовье!»
Здесь 18 ноября 1904 года в семье шахтера и родился Иван Терентьевич. Через несколько дней после родов мать с младенцем на время уехала к родным в деревню Протасово ныне Орловской области. Там она крестила сына. Поэтому юридически местом рождения И. Т. Пересыпкина считается Протасово.
Детство и юность Ивана Терентьевича прошли в ртутном поселке. Впрочем, что отнести к его юности, если с 13 лет он пошел работать на шахту отгребщиком – труд и для взрослого парня не из легких? Но иного выхода по было. Отравленный ртутными испарениями, отец Ивана Терентьевича умер, когда сыну было полтора года. Мать некоторое время вместе с ребенком прожила у брата-бедняка в деревне, затем, наскитавшись на поденных работах, вернулась на рудник. Ей удалось устроиться прислугой в семью главного бухгалтера рудника. Это считалось «везеньем» – женщин, имевших детей, в прислуги брали неохотно. За проявленную «милость» хозяева требовали от прислуги много, а платили мало. И когда сын подрос, заработка матери стало не хватать.
Великий Октябрь вселил великие надежды в сердца трудящихся. Но за них нужно было драться. А в Донбассе хозяйничали белогвардейцы. В 1919 году, когда в Горловку пришла Красная Армия, Пересыпкин добровольно вступил в ее ряды. Удалось это не сразу. «Слишком малы», – объявили Пересыпкину и его друзьям-подросткам. Пошли во второй раз и добились своего. Обучаться воинскому ремеслу пришлось в боях. И вдруг болезнь – сыпной тиф, за ним – возвратный. По выздоровлении получил отпуск. Пока добирался до дому, снова заболел – крупозное воспаление легких. Медицинская комиссия продлила отпуск. А через несколько времени «из-за несовершеннолетия» Пересыпкин был демобилизован из армии и снова вернулся работать на рудник.
В комсомол его приняли сразу: свой же, проверенный парень! В свои 16 лет он имел осознанную жизненную позицию, знал, что новую жизнь нужно создавать тяжелым трудом и отстаивать с оружием в руках. Он делал и то и другое. Работал и участвовал в организованной комсомольцами помощи милиции – патрулировании поселка, отражении нападений орудовавших в Донбассе мелких махновских банд.
И все это время его тянуло в армию. Стремление ото было уже не романтическим – он знал будни армейской жизни. В начале мая 1923 года мечта сбылась: комсомольское бюро получило путевку для направления лучшего комсомольца в военную школу. Желающих было много. Решено было послать Пересыпкина, как имевшего уже боевой опыт.
В военкомате предложили выбор: Военно-теоретическую авиационную школу в Петрограде либо Военно-политическую школу в Киеве. Пересыпкин выбрал первую. Однако медицинская комиссия в эту школу его не пропустила: обнаружились ярко выраженные признаки отравления ртутью. Под угрозой стало и направление в Военно-политическую школу. Настойчивые просьбы Пересыпкина сломили сомнения медиков.
Учился упорно и через год окончил школу с отличием. А это давало право выбора места службы. Выбрал 1-ю Запорожскую дивизию червонного казачества. Назначен был политбойцом. А это не должность. Политбоец – это рядовой. Его обязанность состояла в том, чтобы во всем быть образцом, примером для красноармейцев. Сначала был сапером, затем перевели в кавалерийское подразделение. А как там быть примером, если Пересыпкин до этого лишь только видел лошадей?
Тяжело было. Но что такое легко, Пересыпкин не знал с детства. Было и радостно: окружали его такие же, как и он, товарищи, не умевшие пасовать перед трудностями, учившиеся преодолевать их. И всех объединяли замечательные традиции червонного казачества, боевое братство, беспредельная преданность партии и народу, жгучая ненависть к классовым врагам.
Вскоре в судьбе Пересыпкина произошли важные события, по сути определившие его жизнь. В 1925 году он был принят в члены Коммунистической партии, а в октябре этого же года назначен политруком эскадрона. Оба эти события означали признание его политической зрелости и активности, а второе к тому же определило и жизненный путь – Иван Терентьевич стал профессиональным военным.
Став политработником, Пересыпкин твердо усвоил для себя правило: политработник должен уметь делать все, что делает боец, и знать то, что знает командир. А в кавалерии было так – хоть семь пядей у тебя во лбу, но если ты плохо сидишь на коне, не умеешь владеть шашкой и пикой, отлично стрелять из всех видов оружия, то и цена тебе малая: умей делать то, к чему призываешь на собраниях и митингах, словом, будь человеком слова и дела. Тогда и авторитет будет. Вскоре о Пересыпкине заговорили как об отличном кавалеристе. Но через некоторое время пришлось осваивать новое дело – Пересыпкин был назначен военным комиссаром отдельного эскадрона связи.
Однажды летом 1930 года Пересыпкина вызвал исполняющий обязанности командира дивизии П. К. Потапенко и объявил, что он назначен и командиром этого же отдельного дивизиона.
– И вот что, – Потапенко оглядел Пересыпкина, – учиться тебе надо, хлопец… Ты на нас, таких, как я, не смотри… Знаю: уважаете меня, а многие и подражают… А в чем подражать? Ну конем владею! Ну в атаку бойцов повести! Пожалуй, сейчас и дивизией командовать смогу. Так то сейчас, а через пять, десять лет?.. Все мы такие вот, как я, или честно должны уйти, или тормозом станем. Я ведь и матерюсь иной раз почему? Слов не хватает. А должно хватать…
Разговор запал в душу. Пересыпкин засел за книги. Учился упорно и много. И служил. Служба тоже многое брала. Вот тогда-то и начали вырабатываться у него качества, которые отличали его потом всегда: сосредоточенность, требовательность к себе, даже суровость. Конечно, многое, что «полагалось» ему по возрасту, прошло мимо. Но как все-таки он должен был напряженно учиться и какими обладать способностями, если через два года успешно сдал предварительные, а затем и вступительные экзамены и в октябре 1932 года поступил учиться в Военную электротехническую академию Красной Армии!
