Сложности возникли в связи с кандидатурой Гая Юлия Цезаря Страбона Вописка — повидимому, того самого, который в свое время без обиняков заявил Сулле, что тот купил свою преторскую должность. Он не снискал себе лавров на полях сражений, но был известен как прекрасный оратор. По словам Цицерона, Цезарь Страбон «превзошел всех своих предшественников и современников жизнерадостностью и тонким остроумием; правда, его красноречию явно недоставало силы, зато никогда и никто не обладал в большей степени юмором, прелестью и очарованием» (Брут. 177).
Однако на пути Цезаря Страбона к высшей магистратуре стояло одно обстоятельство — он успел побывать лишь квестором и эдилом, но не достиг еще претуры, без чего не мог добиваться консульства. Требовалось особое разрешение сената или комиций. Очевидно, он получил немалую поддержку — прежде всего от своего рода, ведь его брат Луций Юлий Цезарь был консулом 90го и цензором 89 года, личностью весьма влиятельной. Единоутробным братом обоих Цезарей был пользовавшийся большим (хотя и не вполне заслуженным) авторитетом коллега Мария по консулату 102 года Квинт Лутаций Катул. С дочерью Луция Цезаря был обручен один из лучших ораторов того времени, бывший консул и цензор Марк Антоний. Да и независимо от связей с фамилией Цезарей многих сенаторов вряд ли прельщала перспектива увидеть победителем Митридата Суллу — кому, как не ему, поручат командование в войне с понтийским царем, стань он консулом? А ведь тогда влияние Суллы неминуемо вырастет. Между тем его персона, несмотря на блестящие победы в сражениях с италийцами, восторга у многих нобилей явно не вызывала: человек из захудалого рода, но с непомерными амбициями, явно нечистый на руку да к тому же спустивший воинам с рук убийство легата Альбина — от такого можно ждать всего. А вот Цезарь Страбон — человек вполне респектабельный, куда более приличного происхождения. Пусть он не снискал лавров выдающегося полководца, но зато и в таких дурных делах, как выскочка Сулла, не замечен.[749] Правда, впереди война с Митридатом, но Цезарь, если ему придется командовать, может взять с собой толковых легатов, которые проведут операции за него.[750]
Что же касается еще одного кандидата, Помпея Руфа, то известно, что в 99 году, будучи плебейским трибуном, он вместе с Луцием Порцием Катоном внес предложение о возвращении Метелла Нумидийского из изгнания (Орозий. V. 17. 11); в 91 году он был городским претором и запретил сыну консула 121 года Фабия Максима Аллоброгского по своему усмотрению пользоваться отцовским имуществом в наказание будто бы за разгульный образ жизни (Валерий Максим. III. 5. 2); как уже говорилось, он привлекался к суду по закону Бария, но, видимо, сумел оправдаться. Цицерон отзывается о нем как о посредственном ораторе, который к тому же нередко писал свои речи не сам, а с помощью Луция Элия Стилона (Брут. 206; 306).[751] Таким образом, хотя Помпей Руф в определенных ситуациях вполне мог проявить твердость характера, в целом он был личностью не слишком яркой — «малопримечательный родственник Помпея Страбона», как выразился на его счет один из современных ученых.[752] Однако это могло принести ему и пользу — такой человек не слишком опасен.
А что же Сулла? Нельзя сказать, что он терял время даром. Его блестящим предвыборным ходом стал союз с одной из самых известных фамилий Рима — Метеллами, скрепленный браком с двоюродной сестрой главы клана — претора 89 года Метелла Пия. Ради этого он развелся с предыдущей женой Клелией под предлогом ее бесплодия.[753] Цецилия Метелла стала уже четвертой супругой Суллы. С ИлиейЮлией, которая, как уже говорилось, помогла его карьерному росту, он расстался вскоре после Югуртинской войны, чтобы жениться на некоей Элии, о которой нам ничего не известно. Не больше сведений и о Клелии, брак с которой продолжался шесть или семь лет. Римские женщины того времени, за редчайшим исключением, проходят по страницам истории бледной тенью своих мужей.
Метелла не была исключением, хотя брак с ней оказался для Суллы весьма полезным. Трудно было представить себе более выгодную партию — дочь консуляра, цензория, триумфатора и верховного понтифика Метелла Далматского, племянница консуляра, цензория и триумфатора Метелла Нумидийского, наконец, вдова принцепса сената Марка Скавра.[754] Нередко Метеллов считают чуть ли не самым влиятельным кланом в те годы, однако это не совсем так[755] — за предыдущие два десятилетия лишь один из них достиг консульской должности, да и то уже десять лет назад, в 98 году. Так что союз был выгоден обеим сторонам — Метеллы привлекают на свою сторону блестящего полководца, «героя дня»,[756] а он получает их поддержку на выборах. Кроме того, Сулла заключил союз с другим кандидатом Квинтом Помпеем, чей сын женился на его дочери от первой жены (Ливии. Эпитома 77; Annum. ГВ. I. 56. 247; Беллей Патеркул. П. 18. б).[757]
Однако Цезарь Страбон не собирался отступать. Повидимому, он чувствовал сильную поддержку, да и ставки были высоки — он мог стать командующим в войне против Митридата, победа над которым сулила многое. Возможно, именно те, кто стоял за его избрание, стали поговаривать, что Сулладе недостоин такой жены, как Метелла (Плутарх. Сулла. 6.19), ибо уступает ей знатностью. Вообще этот брак мог у многих вызвать неприятные ассоциации — ведь покойный муж Метеллы, Марк Скавр, был принцепсом сената. Уж не метит ли так же высоко и Сулла?[758]
Но Цезарю Страбону пришлось столкнуться с сопротивлением плебейских трибунов Публия Сульпиция и Публия Антистия (за их спиной стояли, очевидно, весьма влиятельные лица). Еще недавно Цезарь и Сульпиций были приятелями и держали сторону Друза (см. выше),[759] но времена изменились. Сторонники обоих начали выяснять отношения,[760] и дело дошло до кровопролития. Цезарь даже здесь не упустил случая блеснуть остроумием: когда один из его приверженцев, Помпоний, слишком уж хвалился своей раной на лице, полученной в борьбе со сторонниками Сульпиция, Цезарь заметил ему: «Когда убегаешь, ни в коем случае не оглядывайся» (Квинтилиан. Обучение оратора. VI. 3. 75). Однако цветы элоквенции положения не спасли — в конечном счете он проиграл выборы.[761] Схватки между его сторонниками и людьми Сульпиция стали провозвестием грядущей смуты — недаром комментатор Цицерона Асконий назвал их «причиной гражданской войны» (25С).
Остается выяснить, что же делал Марий, который жаждал получить командование в войне с Митридатом. В выписках из Диодора Сицилийского, сделанных уже в византийскую эпоху, сохранилось упоминание о борьбе между Марием и Цезарем Страбоном за консулат (XXXVII. 2. 12). Стало быть, Марий тоже был кандидатом во время выборов на 88 год? Думается, как и в случае с Помпеем Страбоном, здесь явное недоразумение. Сообщение Диодора сохранилось только в извлечении. Переписчик мог упростить события. следуя нехитрой логике: вскоре Сульпиций отнимет командование в войне против Митридата у Суллы и передаст его Марию (об этом ниже), а потому и в этот раз он наверняка боролся с Цезарем Страбоном, имея в виду ту же цель: добиться консулата для Мария, чтобы тот смог благодаря должности получить и руководство в войне с Митридатом. Посему в извлечении говорится о столкновении с Цезарем Мария, под которым подразумевается Сульпиций.[762] К этому можно добавить и еще один аргумент: если уж победитель кимвров и стал бы бороться за консулат, то прежде всего с Суллой, ибо именно он, овеянный славой побед на полях Союзнической войны, был наиболее опасным соперником.
