стране, доктор, хорошие и скромные. Они благодарны, если к ним относишься порядочно, а если еще и любишь, то позволят из-за тебя разрезать себя на куски и при этом будут улыбаться. Но берегись их ненависти! В этой стране у каждой двери тебя может ждать смерть.
Митико подошла с чемоданом и села напротив Зорге.
— Мы можем идти, если ты готов.
Зорге поднялся и, обращаясь к папе Кетелю, сказал:
— Мы будем постоянно навещать тебя.
— Да, — ответил он, — и приходите почаще.
Взяв чемодан Митико, он вынес его наружу.
У дверей стояла небольшая, подержанная автомашина «дацун» голубого цвета, которую, по совету Эльги, Зорге купил после аварии. Он положил в багажник чемодан Митико, и они сели в машину.
Папа Кетель долго махал им рукою вслед.
В первые дни с Митико Зорге пил меньше обычного. Она была такой, как он надеялся, тихой, скромной, неназойливой, подобно большой ласковой кошке. Она не знала, что такое плохое настроение, ничего не требовала и старалась сделать все, чтобы только ему угодить.
У него появились новые силы, нервозность почти совсем прошла, голос стал вновь громким и уверенным, даже рубцы на лице поблекли. Руки его тоже почти не дрожали. Костюмы были всегда выглажены и вычищены.
Первыми заметили произошедшие в нем перемены сотрудники его резидентуры. Радисту Клаузену пришлось иметь дело со значительно возросшим числом радиограмм и их объемом. Бранко Вукелич проводил целые ночи в своей лаборатории. Люди Мияги работали без передышки. В Москву передавались точные и проверенные сведения.
Голубой «дацун» Зорге скоро стал грозой для японской транспортной полиции. Доктор ездил на нем с не меньшей скоростью и риском, чем прежде на мотоцикле. Эльга выходила из себя, когда слышала об этом. А Зорге весело ее успокаивал.
— Ничего особенного, Эльга, — звонил он ей по телефону. — Я сегодня протаранил всего лишь один небольшой автомобиль да будку регулировщика.
Полицейские в квартале Киобати даже автоматически перекрывали движение на некоторое время при приближении голубой машины Зорге, чтобы сумасшедший доктор мог проехать без столкновений с кем-либо. В качестве благодарности за это Зорге поил их до такой степени, что они все вместе хором пели национальный японский гимн.
Авария и ее последствия, казалось, ушли в прошлое, а Зорге стал прежним. Только мускулы его лица ему больше не повиновались, отчего оно казалось маской. Когда он пытался улыбнуться или усмехнуться, получалась лишь гримаса. Время от времени у него появлялись боли в затылке — безудержные, рвущие все на части, от которых он даже терял сознание и которые пытался заглушить алкоголем.
Однако разведывательную деятельность он не сокращая, несмотря на советы Одзаки умерить рвение. Дни Зорге были наполнены работой, ночи же приносили покой и разрядку напряженности. И он проникся любовью к Митико, действующей на него благотворно.
Когда его попросили временно возглавить Немецкое информационное бюро в Токио в связи с тем, что редактор собирался отправиться в длительный отпуск, Зорге не стал долго раздумывать и отправился туда. Сотрудники бюро, большинство из которых были японцы, встретили его с воодушевлением.
Собрав персонал в своем кабинете, он обратился к ним с речью, в которой провозгласил новый этап в дальневосточном информационном деле, что должно было произвести фурор в Берлине.
— Ребята, — сказал он, — вы работаете тут на Германию и ее дорогого фюрера. Это ко многому обязывает.
— Совершенно верно! — хором по-немецки воскликнули сотрудники.
— Хорошо, сразу же и проверим.
Он распорядился доставить в бюро пиво, естественно, немецкое и именно «Лёвенброй», которое пил всегда с большой охотой. Зорге подал сигнал, и первая проверка началась. Пиво как бы испарялось, и через два часа все запели легкомысленную песенку «Куколка, ты свет моих очей».
На следующий день из Берлина поступил запрос: «Что случилось? Все тексты искажены. В чем причина?»
Зорге немедленно ответил: «Все зависит, вероятно, от того, что вы разучились правильно читать по-немецки».
В качестве исполняющего обязанности шефа бюро, корреспондента газеты «Франкфуртер цайтунг» и различных журналов он посещал пресс-конференции, проходившие в японском министерстве иностранных дел, и нередко выступал на них, как всегда, четко и ясно.
В чистом до блеска небольшом зале, стены которого были отделаны шелковыми обоями, регулярно один раз в месяц собирались все аккредитованные корреспонденты, представлявшие мировую прессу, как правило, по приглашению в связи с какими-то событиями. Журналисты были всегда пунктуальны. Его высокопревосходительство заместитель министра иностранных дел Харада с двумя секретарями занимал свое обычное место за большим столом.
— Почему мы не начинаем? — спросил бесцеремонно Зорге,— Как долго еще ждать? Ведь и наше время дорого!
Харада улыбнулся и сделал ничего не говорящее заявление о вторжении японских войск в Индокитай. Он говорил об угрозе безопасности и ответственности за мирное развитие Дальнего Востока. Речь шла, мол, об ограниченной акции, и появившееся беспокойство связано с непониманием сложившейся обстановки и фактов.
Журналисты стран оси Берлин—Рим—Токио довольно помалкивали, даже Зорге молчал, но только потому, что вся эта история представлялась ему достаточно нелогичной. Союзные корреспонденты пробормотали что-то о протесте, который его высокопревосходительство, как и следовало ожидать, пропустил мимо ушей. Нейтралы смотрели в пол, изображая раздумье.
Уистлер, корреспондент «Чикаго трибюн» и «Сан-Франциско ньюс», худощавый, высокий и упрямый мужчина с подбородком боксера и узкими губами, задал вопрос, но не по теме, считая его излишним, а скорее общего характера:
— Ваше высокопревосходительство, уже более шести месяцев прошло с момента смерти нашего коллеги мистера Кокса, но мы так и не получили официального разъяснения по этому поводу.
Зорге тут же превратился весь во внимание, подняв голову. В зале возникла напряженность. Даже журналисты стран оси не осмелились нарушить наступившее тягостное молчание.
Харада продолжал улыбаться.
— Искренне сожалею, но не могу ответить на ваш вопрос, поскольку происшествие это находится исключительно в ведении министерства внутренних дел.
— Ваше высокопревосходительство, — не отступая Уистлер, — известно, что британское и американское правительства сделали официальный запрос по поводу мистера Кокса. Им было заявлено, что министерство иностранных дел даст им ответ. С тех пор
