меры правительства центристов в этой области после своего прихода к власти в апреле 1967 года. Что уж говорить о попытке Папандреу летом 1966 года встать во главе военного ведомства – т. е. фактически поставить военных под гражданский контроль. Король, увидевший в этом шаге премьер-министра покушение на свои властные прерогативы, немедленно обвинил его в попытке организовать заговор и разрушить греческие вооруженные силы. Одновременно было запущено упоминавшееся мной расследование об участии младшего Папандреу в «левом заговоре» в армии.
В общем, социальные и политические инициативы премьера, предпринятые в середине 1960-х годов, равно как и активность на греческой политической сцене Папандреу-сына, вызвали острую параноидальную реакцию в монархических и военных кругах. За два месяца до выборов, назначенных на 28 мая 1967 года, король уже консультировался с американским послом Тэлботом о возможной реакции США на военный переворот, ставящий целью предотвращение победы на выборах партии «Союз центра». Американское посольство идею внепарламентского решения политического кризиса не поддержало, однако некоторые влиятельные представители афинского ЦРУ, с которым у короля были хорошие связи, говорили о необходимости во что бы то ни стало избежать победы партии Г. Папандреу. По их мнению, приход Союза центра к власти в Греции шел бы вразрез с интересами США [124].
Восприняв эти соображения как руководство к действию, близкие к королю генералы начали подготовку к государственному перевороту. Начальник Генерального штаба греческой армии генерал Г. Спандидакис, командующий 3-м армейским корпусом в Салоники генерал Г. Зоитакис и заместитель начальника штаба планирования и координации вооруженных сил генерал О. Ангелис в спешном порядке увязывали планы по захвату власти в стране с полковником Г. Пападопулосом и двумя членами его группы – С. Паттакосом и Н. Макарезосом. Дважды назначались даты выступления, но обстоятельства оказывались неблагоприятными и действия генералов отменялись. Если бы они вмешались оперативно, события могли бы пойти по другому сценарию, но генералы медлили, и в игру неожиданно для всех вступили полковники.
Как показали дальнейшие события, военные, и прежде всего сподвижники Пападопулоса, не столько думали о будущем страны, сколько продвигали свои корпоративные интересы. «Греческие полковники осуществили вмешательство сверху в первую очередь для того, чтобы защитить свою позицию в государстве», – очень точно охарактеризовал мотивы переворота историк Отон Анастасакис [125].
Характерно, что аналогично полковникам позиционировали себя и влиятельные американские круги. В частности, дипломаты из посольства США в Афинах видели все греческие проблемы исключительно в контексте антикоммунизма и холодной войны с Советским Союзом и фактически следовали рекомендациям сотрудников ЦРУ, работавших на греческом направлении. Многие из последних были этническими греками правого политического толка и идейными единомышленниками Пападопулоса и руководимой им группы.
Были, конечно, после войны в ЦРУ и либерально настроенные греки, но их убрали в период маккартизма в 1950-х годах, поэтому влияние правых в разведывательном ведомстве было таким сильным. Неудивительно, что американцы, которые сидели в Афинах, были не слишком креативными. Поддерживая правых, США в 1956 году помогли привести к власти сильного лидера Караманлиса, но в целом они ориентировались на второсортных политиков, лишь бы они обеспечивали единство и стабильность в армии и на греческом фланге НАТО. Таким образом, сделав Грецию заложницей политики холодной войны, США толкали ее все дальше и дальше в сторону военной диктатуры.
Если отвлечься от международной составляющей и оценить внутреннюю природу режима полковников в терминах политической науки, то можно сказать, что этот режим был военно-авторитарной реакцией на крах послевоенной системы «управляемой (в том числе извне) демократии» в Греции и явился закономерным следствием ущербности и неэффективности антикоммунистического государства, построенного на исключении одной (левой) части политического спектра общества при одновременном доминировании другой. Именно поэтому Караманлис, вернувшись в Грецию в 1974 году, первым делом легализовал греческую Компартию.
В то же время, учитывая, что практически все представители хунты вышли из крестьянской среды, можно также рассматривать военный переворот 1967 года и как последнюю попытку консервативных сил противостоять модернизации и остановить падение греческой деревни, которая тысячелетиями была стержнем экономики Греции.
Не следует забывать, что в новое и новейшее время Греция не имела крупных городов. Например, когда в 1834 году Афины стали столицей независимого греческого государства, там проживало всего около 5000 человек [126]. Салоники до 1912 года принадлежали Османской империи, а крупнейшим портом страны был достаточно скромный островной Эрмуполис. Афинско-Пирейская агломерация возникла в XX веке в результате массового переселения беженцев из Малой Азии.
Поэтому большое количество людей жили в деревнях, причем таких, где фактически сохранялось средневековое устройство жизни. Известно, что в 1960 году около 20 % населения Греции были полностью неграмотными, т. е. не умели читать и писать. Большинство этих людей проживали в деревнях, особенно удаленных. И они сами, и их умевшие читать соседи были не слишком просвещены в вопросах социального устройства и достижениях современной цивилизации. Все руководители хунты были родом из таких маленьких деревень и сохраняли соответствующее архаическое сознание.
Кроме Пападопулоса, отец которого был учителем в деревенской школе, все они были крестьянскими детьми, не имевшими приличного образования, но занявшими при Метаксасе перед войной в Албании места выброшенных из армии по политическим причинам офицеров Венизелоса. Поэтому для продвижения в жизни они заручались поддержкой американских офицеров, сидевших после войны на всех постах в греческой армии, и опирались на ультрапатриотизм и махровый, доходивший до неистовства, антикоммунизм, который порой принимал абсурдные формы. Так, например, министр внутренних дел хунты Паттакос однажды провозгласил, что в конгрессе США пятьдесят процентов избранных депутатов составляют коммунисты [127].
Конечно, антикоммунизм был основной силой, двигавшей этими военными, однако у них могли быть и другие соображения. Известно, что в 1960-х годах в связи с окончанием гражданской войны и большим объемом американской военной помощи греческая военная машина была сильно раздута и в вооруженных силах Греции в это время служили как минимум 10 000 офицеров, так что захват политической власти был для офицеров среднего звена – майоров и полковников без приличного образования и гражданской профессиональной квалификации – единственным средством продвижения в карьере.
Так или иначе, руководить Грецией взялись недалекие и некомпетентные в гражданском управлении люди, и в этих условиях шансов на продвижение вперед у страны практически не было. Популистские меры, которые они объявляли доказательством своей близости к народу, были рассчитаны на людей, которые не знали лучшей жизни и поэтому не могли быть социальной опорой необходимых перемен. Часть крестьян пассивно поддерживала полковников, но не потому что их считали очень хорошими или были им чрезвычайно благодарны за социальную заботу, а потому что в своей жизни переживали и худшие вещи, чем эпизодические аресты или другие виды принуждения в деревне, практиковавшиеся хунтой. По словам моего знакомого американского журналиста Николаса Элиаса,
