оцепенении. Стоял, не испытывая ни страха, ни ужаса, ни отвращения. Не говорил я и заученной гамлетовской фразы: «Бедный Йорик!» Я просто стоял и смотрел. Не было во мне и того чувства, которое вышибает слезы и откуда-то, из-под ложечки, начинает нашептывать, что вот и ты так же можешь лежать где-нибудь под кустом всеми забытый и врастающий в землю. Я испытывал нечто иное, что еще сам до времени не мог сформулировать. Да, передо мною была Смерть, и я бы сказал: Смерть Торжествующая. Это так! Но что мы об этом знаем?!
По правилам, я был обязан осмотреть: нет ли документов. Я не сделал этого. Не потому, что брезговал или боялся. Я мог бы вызвать погребальную команду. У меня не хватило сил нарушить этот покой – покой самой Смерти, – покой, в котором ощущалось уже нечто потустороннее, мистическое и сакральное. Земля сама, без услуг погребальной команды, сама примет его в свое Лоно. И, с комком в горле, таинственное чувство победило во мне. Оно прошептало:
– Вечная тебе Память, Солдат, на поле брани убиенный!
9 мая. Вардарьян передал мне распоряжение Полякова вести людей на работы. Идет строительство запасных позиций. Часть солдат пилит лес и доставляет бревна на передовую. Другие копают котлованы под огневые. Дни стоят жаркие и солнечные. Солдаты работают обнаженными по пояс, босиком, закатав брюки по колено. По ту сторону Тигоды работают немцы. Они отчетливо просматриваются даже невооруженным глазом. Несомненно, они так же видят и нас. У немцев несколько рабочих лошадей – на них они подтаскивают бревна и возят грунт. Наши солдаты злорадно шутят. Им обидно, завидно и больно – лошади у нас в большом дефиците.
Рассматривая в бинокль территорию противника, я видел там обилие накопанной земли, словно кроты наковыряли там бугорками и змейками. Казалось бы, садись, бери планшет, теодолит, буссоль и привязывай все это по системе Гаусса – Крюгера. Только вот что там истинное, а что – ложное?! Ведь при такой великолепной видимости с обеих сторон задача командования должна сводиться, прежде всего, к дезинформации противника, к созданию ложной видимости просматриваемой обороны. Так, одни траншеи были по колено, и в них ставили в различных позах чучела – шинели с убитых, набитые сухой травою. Подлинные траншеи полного профиля перекрывали брустверами и маскировали дерниной или ветками. На ложных огневых ставили макеты минометов из дерева; выкрашенные зеленой краской издали они имели достаточно правдоподобный вид. И мы, и немцы путаем следы. И всем нам нужно разбираться в этой путанице. От нас требуется выявление подлинных целей и реальных объектов обороны противника.
Полуденное солнце нестерпимо жгло. Я сидел в тени. Солдаты, разомлевшие от жары, лежали на сухих космах прошлогодней травы и смолили махорку.
10 мая. Вардарьян сообщил мне, что в роту прибыл корреспондент фронтовой газеты «За Родину» и что я должен сопровождать его на НП нашей батареи. И он кивнул мне на фигуру лейтенанта, стоявшего возле блиндажа Полякова. На лейтенанте хорошо пригнанное новое обмундирование, форменная фуражка и хромовые сапоги. На скрипящих ремнях в кожаной кобуре – пистолет и великолепная полевая сумка. Через плечо за спиной перекинут вороненый ППШ. И чего так вырядился, подумал я, на танцы собрался или на передовую? А Вардарьян уже рекомендовал меня:
– Лейтенант Николаев – он у нас опытный разведчик. Он проведет вас в самые опасные места на переднем крае, покажет вам немцев.
Корреспондент смотрел на нас с восторгом.
«Вот дурак, – пронеслось в мозгу, – мальчишка».
– Теперь, – сказал довольный Вардарьян, обращаясь к корреспонденту, – ознакомься, пажаласта, с картой. Тут все очень харошо нарисовано, да.
И, заняв гостя цветной схемой, Вардарьян стал шептать мне на ухо тоном заговорщика:
– Слушай! Проведи его по траншее, где грязи побольше. А то чистый очень, да. Покажи фрицев, покажи, как стреляем, покажи НП. Больше трех мин я тебе не дам. Понял, да! – Хитро подмигнув, Вардарьян обратился к корреспонденту: – Ну как, лейтенант, готов? Желаем успеха. А ты, Андрей, береги прессу.
Мы пошли. Выполняя наказ Вардарьяна, я вел нашего гостя путаным лабиринтом ходов сообщений, прикрытых сверху маскировочными сетями и плетенками из веток. Как и вчера, день выдался сухой и жаркий. Солдаты, работавшие наверху, разморенные жарой, лежат на брустверах с тыльной стороны и с недоумением и интересом смотрят на нас. В траншеях сыро. Местами под ногами хлюпает глинистая жижа, не успевшая просохнуть. Мы идем настороженно, пригибаясь и прислушиваясь к внешним звукам. Тут я играю в «проводника по опасным местам». Физиономия корреспондента взмокла и покрылась красными пятнами. Фуражку он по совету Вардарьяна оставил и получил взамен стальную каску. Без амортизатора она не сидела у него на голове, а все куда-то съезжала набок. Вид у представителя прессы был более чем жалкий – на нем все болталось и гремело: каска, автомат, противогаз, полевая сумка. Всем этим он натыкался и цеплялся о стены и обшивку траншей. Пот лил с него градом, когда наконец мы добрались до передового НП батареи. Дежурил Степанов, и Вардарьян уже успел его обо всем предупредить по телефону.
Рядом с нашим НП размещалось НП дивизионных пушкарей. Мы ладили, и я попросил разрешения воспользоваться их стереотрубой, объяснив ситуацию. Естественно, разрешение было дано, и я продемонстрировал корреспонденту передовые траншеи противника. В десятикратные окуляры можно было отчетливо видеть, как немцы копали землю, забивали березовые колья, что-то носили. И даже отдыхали. Несколько человек загорали в компании двух девиц в пестрых купальниках.
– Вон там, смотри, – возбужденно кричал Степанов, – репер пять, вправо десять – девка с косами!
Эта «девка с косами» более всего поразила нашего корреспондента. Он буквально влип в окуляры стереотрубы:
– Вот бы их теперь «огоньком».
И откуда это у них такое, подумал я, «огоньком». Словечко-то какое. Тебе бы полежать под «огоньком» – не стал бы фамильярничать. Вслух, однако, сказал:
– Можно и накрыть.
Позвонил Вардарьян:
– Как там у вас?
– Порядок! – ответил Степанов.
Выждав несколько минут, я крикнул в трубку:
– По траншее противника, осколочной, заряд четвертый, угломер двадцать шесть – сорок, прицел шесть ноль-ноль. Первое: огонь!
Из-за леса, с запасных, хлопнул выстрел одинокого миномета. В воздухе, шурша, повисла мина. Услышав опасный звук, немцы насторожились, стали спрыгивать в траншеи. Передовая мгновенно опустела. А в перекрестии угломерной сетки появился фонтан земли от взрыва нашей мины. Отклонения небольшие. Корреспондент пришел в неописуемый восторг. За первой пошла вторая мина, наконец, третья. Три фонтана земли взметнулись почти что рядом. Все, хватит. Вардарьян больше не даст. У него лимит. Нужно срочно исчезать с
