Убивали нас.
Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы.
Возникай, содружество
Ворона с бойцом, —
Укрепляйся мужество
Сталью и свинцом.
Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла.
…И выходит песня
С топотом шагов
В мир, открытый настежь
Бешенству ветров…
Это была страстная исповедь поэта-победителя. Это было высокое вдохновенное искусство…
Он ненавидел равнодушных людей. Большинство тем, которые он предлагал на заседании редакции «Красного перца», были направлены против равнодушия, черствости, бюрократизма. Это была заря нашей сатиры. Это была наша ранняя молодость.
Юмористический журнал «Красный перец» издавала газета «Рабочая Москва». Женя Петров появился в журнале незаметно и как-то сразу стал одним из самых близких, самых основных. Его острые фельетоны, подписываемые часто псевдонимом «Иностранец Федоров», с особым удовольствием заслушивались на редакционных совещаниях. Он вскоре стал душой журнала, руководителем литературной части, а потом и секретарем. Сколько острых тем предложил Петров, сколько «мелочишек», подписей к рисункам!..
Потом Петров сдружился с Ильей Ильфом. Они стали известными писателями, написали «Двенадцать стульев», «Золотой теленок», «Одноэтажную Америку», много рассказов, фельетонов, очерков и памфлетов.
Об этой поре их деятельности написано немало. Хотя далеко не достаточно. Я мало знал Ильфа, и мне хочется рассказать о моем старом друге, с которым не раз сводила нас судьба на дорогах жизни. О Евгении Петрове.
В 1933 году было закончено строительство Беломорско-Балтийского канала. По предложению Алексея Максимовича Горького большая группа московских и ленинградских писателей совершила поездку по каналу уже на втором пароходе (первый был правительственный). Основной задачей поездки являлось — написать коллективную книгу о канале и его строителях.
Целый писательский клуб выехал из Ленинграда в Медвежьегорск, а из Медвежьегорска двинулся уже по каналу на пароходе. Узнав, что едут писатели, жители карельских поселков выходили навстречу на всех станциях и полустанках.
— Горького… Горького!
Кто-нибудь из нас сообщал, что Алексей Максимович нездоров и не сумел выехать.
— Зощенко… Ильфа и Петрова… — вызывали читатели знаменитых наших юмористов.
Михаил Михайлович Зощенко, маленький, скромный, выходил на площадку.
— Скажите что-нибудь смешное, — просила высокая светловолосая девушка, и губы ее уже расплывались в улыбке.
Зощенко писал в то время свою «физиологическую» повесть о продлении жизни.
— Я, девушки, не пишу смешного, — мрачновато говорил он. — Я пишу научное.
Взрыв смеха.
Ильфа и Петрова забрасывали сотней вопросов. Все их книги были широко известны. Находились ярые поклонники Остапа Бендера и негодующие противники его.
Отвечал на вопросы за обоих писателей один Женя. Отвечал обстоятельно, договаривая последние слова и дописывая автографы уже на ходу поезда.
Помню, что один юноша так увлекся разговором, что проехал с нами целый полустанок.
Поездка, конечно, получилась необычайно интересной. В мою задачу не входит сейчас рассказывать о красоте карельских озер и водопадов, о замечательной встрече на Выг-озере с возвращающимся первым пароходом, о шлюзах канала.
Особенно хорош был усмиренный водопад Падун. Освещенные ярким солнцем каскады его казались совсем рыжими.
— Точно шкура старого тигра, — неожиданно сказал Петров.
Догадываясь о цели нашей поездки, руководители лагерей знакомили нас с наиболее интересными из бывших преступников — ныне героических участников сооружения канала. Тогда в моде было слово «перековка». Как «перековались» в труде бывшие воры и бандиты? И здесь не обошлось без комических деталей.
Петров разговорился с немолодым уже человеком, строителем канала. Я заметил, что один из начальников, поглядывая в их сторону, недовольно покачивает головой.
— Не с тем человеком беседует, — сказал он мне наконец раздраженно. — Этот что, обыкновенный «форточник». Я бы для писателя Петрова такого бандита нашел… Пять убийств… Вот это материал…
Мы долго смеялись потом в кубрике над обидой незадачливого начальника. Больше всех смеялся сам Женя.
Да, кстати, о кубрике.
Все наши «классики» были размещены по комфортабельным каютам. Но кают было немного, и остальные, менее знаменитые пассажиры были поселены в матросском кубрике. Пароход разделился на «мастистых» и «костистых».
Ильф и Петров оказались среди «мастистых». В нашем кубрике очутились Безыменский, Авдеенко, художники Кукрыниксы, критик Чарный. Кубрик был веселый, песенный, и к концу путешествия Ильф и Петров перебежали из «мастистых» в «костистые».
«Костистые» затеяли выпуск «пароходной газеты». Она была названа «За душевное слово», изобиловала острыми эпиграммами, карикатурами Кукрыниксов и доставила всем пассажирам много веселых, а иным и неприятных минут. Острый фельетон о «путешественниках» был вступительным взносом Ильфа и Петрова в орден «костистых».
Не знаю, сохранилась ли где-нибудь эта замечательная газета. А разыскать бы ее надо было. Острые стихотворные и прозаические строки наших лучших сатириков, нашедшие место на столбцах газеты «За душевное слово», так и не были потом нигде воспроизведены.
Помню, что, когда выехали в Белое море, ввиду похолодания писателям были выданы очень теплые джемперы.
На обратном пути при возвращении их хозяевам никак не могли досчитаться двух джемперов.
По этому поводу в газете «За душевное слово» был опубликован хлесткий фельетон, заканчивающийся двустишием:
Мастера пера, пера,
Возвращайте джемпера!..
…В поселке Повенец («Повенец — всему свету венец») мы навестили расположенный там пионерский лагерь.
Ребята радостно встретили хорошо известных им писателей. После беседы состоялся дружеский волейбольный матч. Против шести загорелых крепышей пионеров писатели выдвинули команду: трех Кукрыниксов, Авдеенко, Безыменского и меня, грешного. Судил Женя Петров.
Мы выбивались из сил. Но безуспешно. Нас, как говорится, били и не давали вздохнуть.
Петров судил сурово и беспощадно. Не пропустил нам ни одной ошибки. А на скамейках вокруг площадки сидели наши достославные юмористы — Катаев, Ильф, Зощенко. Каждый наш плохой удар они ехидно комментировали под общий хохот болельщиков.
К концу игры Безыменский не выдержал и оставил поле боя. В общем, обыграли нас пионеры под ноль, к общему удовольствию…
Уже через полгода, в Москве, я встретил на площади Дзержинского мальчика в цигейковой шубке, который, вглядевшись, ухватил меня за рукав и весело напомнил:
— Дяденька писатель. А здорово мы вас всухую обыграли. Тогда на канале.
Конечно, в тот же день я сообщил по телефону об этой встрече нашему суровому судье…
— Деталь, — сказал, смеясь, Петров, — замечательная деталь, старик…
Вскоре после смерти Ильфа, которую Женя Петров очень тяжело переживал, мы поехали с ним в долгую командировку
