В Поти я высказал командующему эскадрой Л. А. Владимирскому общую просьбу прибывших со мною «ташкентцев» — сохранить, если представится такая возможность, наш боевой коллектив, назначить всех нас куда-нибудь вместе, на один корабль.
В той обстановке такая просьба была почти безнадежной, и я это понимал. Но не высказать ее — не мог.
Вместо заключительной главы
Передо мною архивная справка: краткие цифровые итоги боевой деятельности лидера «Ташкент» за первый год Великой Отечественной войны, в течение которого он находился в строю.
Корабль прошел 27 тысяч миль. Отконвоировал без потерь 17 транспортов с войсками и грузами для фронта… На самом лидере перевезено 19300 человек (воинские подкрепления осажденным приморским городам и вывезенные оттуда раненые, женщины, дети) и 2538 тонн боеприпасов, продовольствия, медикаментов и других грузов… Проведено ровно сто боевых стрельб главным калибром (зенитные не в счет)… Уничтожено и подавлено шесть неприятельских батарей, выведен из строя один аэродром, потоплен торпедный катер, сбито и повреждено тринадцать самолетов…
Скупые цифры. И конечно, неполные. Результаты многих стрельб, выполнявшихся по заявкам армейского командования, сюда вообще не вошли. Да и кто мог подсчитать урон, нанесенный врагу нашими залпами, например, с огневых позиций в Феодосийском заливе?
Но не в этом в конце концов главное. Перечитывая архивную справку, я думаю о тех читателях, для которых минувшая война — далекая история. Удалось ли мне в какой-то мере показать им воинский труд корабельного экипажа, тяжелый и самоотверженный труд, стоящий за каждой цифрой такого «боевого счета»? Если удалось, я считал бы это выполнением долга перед боевыми товарищами. Долга перед теми, кто окончил свой путь вместе с нашим славным кораблем. И перед теми, кто, пережив «Ташкент», продолжал сражаться с врагом на других кораблях флота или на берегу.
Воевать всем вместе нам больше не пришлось. У командования эскадры было сперва намерение сделать «ташкентцев» костяком экипажа нового эсминца «Огневой», а меня назначить его командиром. Но достройка «Огневого» затягивалась. А война шла, и то одному, то другому кораблю требовалось пополнить экипаж бывалыми моряками. И постепенно «ташкентцы», прибывшие из Новороссийска на тральщике «Груз», разошлись по черноморской эскадре, а некоторые были назначены в другие соединения и даже на другие моря.
Командиром артиллерийской боевой части гвардейского крейсера «Красный Крым» стал вскоре Николай Спиридонович Новик. В его подчинении остался назначенный на тот же корабль командир зенитной башни «Ташкента» В. Г. Макухин. На разные корабли ушли И. И. Орловский, П. П. Сурин, С. К. Фрозе, Н. Я. Балмасов и остальные офицеры (это слово, впрочем, тогда еще не было у нас в употреблении), старшины и краснофлотцы лидера.
Меня осенью 1942 года назначили командиром гвардейского крейсера «Красный Кавказ». На нем служили вместе со мною до конца войны штурман А. М. Еремеев, минер Л. С. Фельдман. На «Красном Кавказе» я снова встретился с выздоровевшим после ранения Борей Кулешиным. Юный орденоносец, считая себя уже человеком вполне флотским, добился, что из госпиталя его направили к нам в Поти. Поплавав на крейсере, Боря поступил затем в Нахимовское училище, а окончив его, — в Высшее военно-морское училище в Севастополе и стал офицером.
Большинство «ташкентцев», оставшихся в Новороссийске, было зачислено в формировавшуюся там 83-ю морскую бригаду, которая прославилась в дни героической обороны Кавказа и в последующих наступательных боях. В них отличились многие бывшие моряки нашего корабля.
При высадке десанта на Мысхако краснофлотец из боцманской команды «Ташкента» Иван Воронин одним из первых ступил на занятый врагом берег. «Черноморцы, вперед! На нас смотрит родное море!» — крикнул он, увлекая группу бойцов к фашистской полевой батарее, которая била по десантникам прямой наводкой. Забросанная их гранатами, батарея умолкла. После этого Воронин, ориентируясь по тянувшемуся от батареи проводу, нашел командный блиндаж немецкого артдивизиона у подножия горы Колдун. Ворвавшись туда, краснофлотец уничтожил гранатой целую группу гитлеровцев. Отважный моряк погиб в этом бою. На его груди вместе с партийным билетом товарищи нашли фотографию «Ташкента».
В другом десанте, у Озерейки, пал смертью храбрых лейтенант Константин Алексеев, командир первой башни нашего лидера. Тогда же был смертельно ранен старшина 2-й статьи Михаил Филатов…
До полной победы над врагом сражались в морской пехоте зенитчик Григорий Гутник, дальномерщики Григорий Подгорный и Василий Боцман, кок Михаил Глухов. Все они участвовали в знаменитом Новороссийском десанте.
Наш рулевой Андрей Мирошниченко лежал в госпитале в Кисловодске, когда в этот город ворвались гитлеровцы. Так он очутился в плену, правда, ненадолго. Эшелон с пленными был отбит наступающими советскими войсками, и освобожденный матрос-рулевой продолжал службу солдатом-шофером. И лишь в 1944 году, когда его часть успела дойти до Румынии, Андрея Мирошниченко нашла медаль, которой он был награжден вместе с другими «ташкентцами» в июле 1942 года.
Я не пытаюсь рассказать — для этого потребовалась бы новая книга — обо всем, что выпало до конца войны на долю каждого из моряков, начинавших ее в экипаже «Ташкента». Скажу лишь, что и из тех, кто был оставлен служить на эскадре, не всем довелось увидеть светлый День Победы. На эсминце «Беспощадный» погиб замечательный рулевой Андрей Ковалев, о котором писал Евгений Петров, на «Харькове» — пулеметчик Владимир Богданов… Некоторых «ташкентцев» я еще во время войны потерял из виду, и их военная судьба известна мне не до конца. Откликнитесь, боевые товарищи, если в ваши руки попадет эта книга!
Я гордился моряками «Ташкента», командуя ими. Гордился их боевыми делами на других кораблях и на суше. А после войны было радостно узнавать, что некоторые матросы и старшины нашего корабля продолжают флотскую службу. Машинист второй турбины Иван Петров стал корабельным инженер-механиком. Крепко связал с флотом свою судьбу и бывший зенитчик Григорий Гутник. Теперь он капитан 1 ранга, политработник Высшего военно-морского училища имени М.В. Фрунзе. Многие «ташкентцы» долгие годы сверхсрочно служили на кораблях мичманами, главными старшинами.
Естественно, что продолжали и после войны службу почти все члены нашей корабельной офицерской семьи. Н. С. Новик был впоследствии флагманским артиллеристом Тихоокеанского флота, Л. С. Фельдман — начальником арсенала, С. И. Матлахов — командиром эсминца. П. П. Сурин, ушедший в запас раньше большинства своих сослуживцев, не порвал, однако, и после этого с корабельным делом: он преподаватель мореходного училища.
