думала, что понимаю, о чём она говорит. На самом деле – нет, так как глубины ее зыбкой действительности были мне абсолютно чужды, и я даже не думала, что такое бывает. Я была уверена, что со временем, напитавшись нашей любовью, Мюриэл найдет в себе силы преодолеть это препятствие. Поэтому я не сочла ее слова единственным предостережением, которое она могла мне дать.
Рея уехала, и в начале апреля Мюриэл перебралась в Нью-Йорк. В предвкушении ее приезда я покрасила стены в кухне и ванной и повесила новые книжные полки.
Как только Мюриэл уволилась с работы в Стэмфорде, она по капельке начала переезжать. Месяцами, отправляясь погостить домой, Мюриэл возвращалась в воскресенье вечером то с табуретом, то с коробкой инструментов, то с деревяшками какими-нибудь или пакетом книг. Иногда ее приятель Руперт привозил ее на фольксвагеновском «жуке», нагруженном книгами и бумагами.
Хотя переход от «переночевать» до «жить вместе» занял какое-то время, я знала, что приняла важное решение. И еще знала, что это решение повлияет на всю мою оставшуюся жизнь, хотя на тот момент не понимала, как именно. Когда я переехала в квартиру с Реей, я всего лишь вписала свое имя рядом с ее на кусочке бумаги, что был наклеен на наш почтовый ящик в подъезде.
В один ветреный день на первой неделе апреля во время обеденного перерыва я отправилась в магазин хозтоваров Хайта на Ист-Бродвее и заказала настоящую табличку для почтового ящика с нашими с Мюриэл именами. Стояла, смотрела, как аппарат выбивал два имени на латунном прямоугольнике, и чувствовала гордость, волнение и немного – страх. Как будто предстояло наше ритуальное сочленение, символический брак.
Чтобы отпраздновать, купила на Чатем-сквер эгг-крим, и всё любовалась блестящей табличкой с нашими именами, написанными через короткое тире. Это был мой подарок-сюрприз для Мюриэл, так как она собиралась приехать в Нью-Йорк в свой день рождения на следующей неделе.
Это вам не игра в дочки-матери.
Для меня это стало настоящим шагом, пути назад после которого не было. Я уже не просто игралась с девушками. Я жила с женщиной, и мы были любовницами. Я сделала, молча и просто, то, чего хотела и боялась, дала безотзывное обязательство. Не могла сказать точно почему, но знала, что для меня «вместе» значит «навечно», хотя на верность никто не присягал, свадьбу не играл, бумаг не подписывал. Нас с Мюриэл связали наша любовь и воля, на беду или на счастье.
На протяжении той весны я долго думала о том, способна ли жить с кем-то настолько тесно, а тем более до конца жизни, как это и должно было получиться на мой взгляд. Как только я решила, что могу дать это обязательство, я уже даже не сомневалась, что хочу это сделать именно с Мюриэл.
Мы дали друг другу обет любви навеки. Весенние вечера становились теплее, и мы с Мюриэл встречались в библиотеке на Чатем-сквер. Иногда бродили по задворкам Чайнатауна, покупали чудные сочные овощи, странно-пахучие кусочки сушеного мяса и твердые сморщенные грибы, чтобы потом поэкспериментировать с ними на кухне. Каждая из нас знала Нью-Йорк в разных его проявлениях, и мы изучали город вместе, показывали друг другу самые сокровенные места среди улочек к югу от Канал-стрит.
Иногда она заходила за мной в обед, и под жарящим вовсю солнцем мы жевали яблоки с мюсли под многоквартирными домами на Кэтрин-слип и наблюдали за летящими во все стороны искрами, когда рабочие в поте лица демонтировали станцию «Чатем-сквер» – последний оставшийся участок наземного метро на Третьей авеню. Иногда, если я задерживалась на работе допоздна, мы шли домой вместе.
Мы говорили о том, что хотели бы оставить Нью-Йорк, завести хозяйство где-нибудь на западе, где Черная женщина и белая женщина могут мирно жить вместе. Мюриэл мечтала о ферме, и мне этот вариант тоже казался хорошим. Я принесла из библиотеки брошюры, и мы стали писать в подходящие госструктуры – хотели разузнать, не раздают ли где в континентальных соединенных штатах фермерские хозяйства всем желающим.
Увы, ответ пришел такой: нет, разве что только в самых удаленных землях Аляски – тогда она еще не стала штатом. Ни я, ни Мюриэл и помыслить не могли о жизни в суровом климате, почти без солнца. К тому же там вряд ли удалось бы существовать на доходы от фермерства, так что северная Аляска не рассматривалась.
Когда я возвращалась с работы с полными руками самых последних книг и полным ртом всяческих историй, иногда еда была готова, а иногда – нет. Иногда меня ждало стихотворение, а иногда – нет. И всегда по выходным бывали бары.
Рано утром в субботу и воскресенье мы с Мюриэл шлялись по улицам нижнего Ист-Сайда и более богатой Вест-Виллидж и обшаривали мусорные кучи в поисках сокровищ: старой мебели и прочих богатств, от которых избавились люди без воображения. Мы оценивали потенциал находок и волокли их вверх через шесть лестничных пролетов, чтобы добавить к растущей куче вещей, которые мы однажды обязательно починим. Корпусы кабинетных радиоприемников без начинки можно было оснастить полками, получив отличные шкафчики для пластинок. Старые ящики комодов годились для книжных полок, которые мы поддерживали подобранными на улице кирпичами. В латунных лампах и всякой арматуре в стиле рококо можно было заменить проводку, а еще мы выискали восхитительное старое стоматологическое кресло с отломанной ручкой. Иногда находились вещи, не требовавшие ремонта (до сих пор в моем доме ночник стоит на викторианской тумбочке, которую мы откопали на свалке в Челси, возвращаясь воскресным утром из «Виноградной лозы»).
Обустраивая и переустраивая свой мир, мы с Мюриэл не спали до раннего утра и читали книги, которые я таскала из библиотечной корзины для каталогизации. Когда с деньгами было туго, ели макароны с маргарином и орегано. Когда дела шли лучше, готовили шикарные ужины из своих отчаянных покупок в Чайнатауне вместе с обрезками мяса, куриными ногами, куском рыбы или чем-то, что мы могли себе позволить или что приглянулось на общественном рынке Первой авеню. Он находился за углом, и там, у шумных и многочисленных лоточников, мы и отоваривались.
Я познакомилась с теми из друзей Мюриэл, которых она смогла вспомнить, а она – с моими. Мик и Корделию я знала по старшей школе. Никки и Джоан дружили с Сюзи, прежней любовницей Мюриэл. Мы были бедными, вечно голодными, и нас постоянно звали поужинать. Ходить на ужин к Сюзи было всегда рискованно. Она как-то услышала, что свиной жир питателен, держала сало, стаявшее при жарке бекона, на задней конфорке и
