И эта беседа не имела никакого положительного результата. Переговоры о соединении подвигались вперед, но со скрипом, черепашьими темпами, и это, конечно, вызывало новые и новые стычки. В мае 1651 года один из московских информаторов, известный под именем Грека старца Павла, сообщал: «И он гетман в розговоре говорил про Москву и клялся, смотря на образ Спасов: «будет на Москву, не пойду и не разорю пуще Литвы! я де посылаю ото всего сердца своего, а они лицу моему насмехаются!»[183]
Разумеется, если это и говорилось Богданом, то говорилось не серьезно, от горечи бессилия ускорить ход дела. Да и как было не горевать? Силы Украины начали иссякать. Голодающая, обескровленная беспрерывной войной и татарским хищничеством, придавленная тяжким прессом Белоцерковского договора, страна уже была близка к тому состоянию, которое впоследствии получило название «руины». К тому же Белоцерковский договор, восстанавливавший почти повсеместно власть панов, вызвал резкое недовольство гетманом… Отныне война с поляками, даже если бы удалось ее возобновить, должна была протекать в гораздо худших условиях. И Богдан выдвигает проект, являющийся отказом от планов о независимости.
Весною 1652 года он вніовь пишет Алексею Михайловичу:
«Пожалей нас, государь православный, умилосердись над православными божьими церквами и нашею невинною кровью. Ничего не исполняют поляки, что с нами постановили… Со слезами просим твое царское величество: не дай, великий государь, клятвопреступникам и мучителям разорить нас до конца; прими нас под свою крепкую руку».
Это письмо отвез в Москву полковник Искра. В устной беседе Искра изложил проект Хмельницкого.
— Если его царское величество, — заявил он, — не хочет нарушить мира с поляками, то пусть пожалует нас: позволит перейти на порубежные свои земли, около Путивля, и поселиться на границе литовской.
Это был очень тонкий проект. Хмельницкий как бы добровольно уступал полякам залитую кровью территорию Украины. На самом деле он рассчитывал таким путем вовлечь московское правительство в войну с Польшей, а тогда, улучив момент, снова вытеснить поляков из Украины, границы которой оказались бы таким образом значительно расширенными за счет Путивльской области.
Бояре учли это второе обстоятельство.
— Пусть переходит гетман со всеми черкасцами на нашу сторону, — ответили Искре, — есть у его царского величества земли большие, пространные: пусть селятся по Дону, Медведице, на удобных местах. А в порубежных городах им селиться не годится, потому что тогда будет у них с поляками большая ссора[184].
Но такая перспектива была уже совсем безрадостна. Переговоры снова повисли в воздухе. Победа под Батогом улучшила положение дел на Украине и вовсе заставила забыть этот план.
Однако старания гетмана довести до конца дело соединения обеих народов не прекращались.
В декабре 1652 года он послал с той же целью в Москву одного из самых влиятельных представителей козацкой верхушки, войскового генерального судью Самойлу Богданова (Зарудного). Посольство было принято очень милостиво, а в конце беседы боярин Пушкин спросил от царского имени:
— Какими мерами и как тому быть, что гетману Богдану Хмельницкому и всему войску запорожскому быть под его государевою высокою рукой? И где им жить: там ли, в своих городах, или где инде?
Богданов уклонился от прямого ответа на этот вопрос, сославшись на отсутствие у него инструкций от гетмана.
Подобно своим предшественникам, Богданов не добился окончательного успеха, но его поездка явилась еще одной ступенью в деле сближения обоих народов. Спустя полгода царь прислал в Киев стольника Лихарева с извещением, что он намерен взять на себя посредничество между Польшей и козаками и уже отправил с этой целью послов в Варшаву. Хмельницкий благодарил, но заметил, что «с поляками помириться трудно, потому что они не стоят в правде». Гетман при каждом случае напоминал о необходимости соединения. Так и теперь он не упустил возможности просить, «чтобы великий государь, ради православной веры, принял нас под свою великую государеву руку и помог нам думою и ратными людьми».
В августе московский гонец Иван Фомин более или менее определенно заявил Богдану, что вскоре последует царский указ о принятии в подданство Украины.
— Ты, гетман Богдан, и ты, писарь Иван, и все войско запорожское, на его, государеву, милость будьте надежны, — многозначительно сказал гонец.
— Мы, кроме его, великого государя, никому не бьем челом и не хотим поддаться, — отвечал Хмельницкий, но тут же добавил: — Меня и крымские ханы послушают и будут с татарами у его величества в холопстве. Теперь то время пришло и подоспело счастье великого государя.
Не столь важно, что ответил Фомин на эту тираду. Главное было то, что переговоры о соединении приближались к долгожданному завершению.
Если Москва все еще медлила, хотя в основе вопрос был уже царем и правительством решен, то на это повлияли внутренние волнения, особенно восстания, вспыхнувшие в то время в Новгороде и Пскове.
Однако осенью и это соображение потеряло силу. Вопрос был изучен вдоль и поперек, и всем было ясно, что дальнейшее промедление может иметь самые тяжкие последствия.
Хмельницкий прилагал все усилия, чтобы довести до вожделенного конца переговоры о соединении. В марте 1653 года он отправил в Москву посольство Кондрата Бурляя с Силуяном Мужиловским, в августе — Герасима Яковлева (по иному написанию, Яцкевича).
С Яковлевым гетман писал настойчивей и энергичней, чем когда-либо:
«И мы, Богдан Хмельницкий, гетман войска Запорожского, и все войско Запорожское иному неверному царю служити не хочем; толко тебе, великому государю православному, бьем челом, чтоб твое царское величество не оставлял нас. Король полский со всею силою лятцкою идет на нас, погубити хотят веру православную, церкви святые, народ православной християнский из Малые сея Росии». Богдан просил помощи, «толко скоро явити нам милость свою»[185].
С тем же Яковлевым Выговский прислал доверительное письмо думному дьяку Лопухину. Видимо, желая подействовать на московских бояр, он извещал, что у гетмана находятся турецкие послы, старающиеся помирить козаков с Польшей; но до ответа из Москвы решения не будет.
Одновременно с посылкой царю упомянутого Письма Хмельницкий, всюду искавший поддержки, адресуется к патриарху Никону. Он шлет ему два письма (9 и 12 августа), прося ходатайствовать перед царем об оказании военной помощи и о принятии Украины в подданство. В конце концов настойчивость Богдана, а главное, конечно, логика событий привели к цели: московское правительство решилось принять Украину в подданство.
