Действовать Хрущеву приходилось в сложных, подчас экстремальных условиях. На основе набирающих щлу директивных методов управления экономикой и расширения сферы принудительного труда ужесточался политический режим Сталина, усиливался идеологический прессинг. Чтобы реализовать завышенные планы форсированного развития, необходимо было подхлестывать народ, преодолевать сопротивление недовольных, «разжигать» трудовой энтузиазм. Хрущеву, как и другим партийным, советским и хозяйственным руководителям, чтобы удержаться в своем кресле, приходилось работать буквально на износ, не щадя ни себя, ни других. Образцом подражания для него был «трудоголик» Каганович.
Одним из главных дел московского руководства в первой половине 30-х годов стало строительство метро. Вначале Хрущев этим не занимался, но затем Каганович поручил Хрущеву и Булганину контроль за ходом строительства. Он сказал Хрущеву:
— Со строительством метро дело обстоит плохо. Вам придется как бывшему шахтеру заниматься детальным наблюдением за ним. На первых порах, чтобы ознакомиться с ходом строительства, предлагаю вам бросить свою работу в горкоме партии. Сходите на какие-то метрошахты, а Булганин пойдет на другие. Побудьте там несколько дней и ночей, посмотрите на все, изучайте с тем, чтобы можно было руководить по существу и знать свое дело.
Однако Булганин вскоре простудился в метрошахте и заболел ишиасом. Вся нагрузка пришлась на Хрущева, который по сути дела стал единолично отвечать за ход строительства, постоянно отчитываясь перед Кагановичем.
Наряду со строительством метро началась реконструкция всей столицы. Хрущев вспоминал: «Москва того времени уже была крупным городом, но с довольно отсталым городским хозяйством: улицы неблагоустроены; не было должной канализации, водопровода и водостоков; мостовая, как правило, булыжная, да и булыга лежала не везде; транспорт в основном был конным». В городе развернулось широкомасштабное строительство. К сожалению, при этом было уничтожено немало ценных исторических памятников, в том числе храм Христа Спасителя, Красные ворота, Сухарева башня.
В 1934–1935 годах, когда окончательна упрочились Позиции Сталина, развернулась широкая кампания чистки руководящих кадровых работников. Тогда же на ведущие посты были назначены выдвиженцы Сталина — |Н. Хрущев, А. Жданов, Н. Ежов, А. Вышинский и другие. На XVII съезде партии в феврале 1934 года Хрущев избирается в состав Центрального Комитета, а ранее, в январе, он стал первым секретарем МГК партии.
В 1935 году Каганович был назначен наркомом путей сообщения, и Хрущев становится первым секретарем МК партии. Вскоре после этого на пленуме ЦК он избирается кандидатом в члены Политбюро. В том же году в честь завершения строительства первой очереди московского метро Хрущев был удостоен ордена Ленина. Это был его первый в жизни орден. А московский метрополитен получил имя Кагановича. Хрущев вспоминал позднее о своих встречах со Сталиным: «В тот период я довольно часто имел возможность непосредственно общаться со Сталиным, слушать его и получать от него прямые указания по тем или другим вопросам. Я был тогда буквально очарован Сталиным, его предупредительностью, его вниманием, его осведомленностью, его заботой, его обаятельностью и честно восхищался им».
Имеется немало свидетельств, что и Сталин с симпатией относился к Хрущеву. Уже в начале 30-х годов, когда будущий ниспровергатель культа начинал свою карьеру московского партийного вождя, Сталин часто приглашал его вместе с Булганиным на семейные обеды: «Приходите обедать, отцы города». Хрущев вспоминает, что посещение домашних обедов у Сталина было особенно приятным, пока жила Надежда Сергеевна Аллилуева. Сталин часто шутил, а поскольку Хрущев, по собственному признанию, его боготворил, то любая, шутка вождя казалась ему необыкновенной: шутит «человек не от мира сего».
Вполне возможно, что Хрущеву удалось уцелеть в «мясорубке» второй половины 30-х годов во многом благодаря хорошему отношению к нему Сталина. Р. Медведев допускает, что в симпатии Сталина к Хрущеву играла роль не только энергия и лояльность, но и рост Никиты Сергеевича. Сталин не любил высоких людей, а Хрущев был еще ниже ростом, чем сам «вождь».
В мемуарах Хрущев с удовлетворением вспоминает, что он считался неплохим оратором. Выступал обычно без готового текста, даже чаще всего и без конспекта. Читать доклады он начал позднее, «когда стал уже большим начальником: все очень ответственно, сказанное поправить трудно». Выступая с докладом на собрании партийного актива в августе 1936 года, Хрущев яростно обличал «врагов народа» — Зиновьева и Каменева:
«Товарищ Сталин, его острый ленинский глаз, как во всем строительстве, всегда метко указывает пути нашей партии, указывая уголки, откуда могут выползти гады. Надо расстрелять не только этих мерзавцев, но и Троцкий тоже подлежит расстрелу».
Ни одно из его выступлений не обходилось без славословий в адрес Сталина. Это Хрущев делал особенно виртуозно. Один из участников VIII Всесоюзного съезда Советов (1936 год) вспоминал: «Особенно выделяется славословие Хрущева. Все его длинное выступление, вернее, чтение, пронизано явным заискиванием. Даже тов. Сталин, слушая его, все время хмурится. В речи Хрущева склонялось имя Сталина много больше полсотни раз. Это становилось неприятным».
Шипилов вспоминает, как он впервые услышал Хрущева: «Хрущев вышел к трибуне, сопровождаемый всеобщими аплодисментами. Он начал свое выступление. Видимо, тогда он еще не был так натренирован в ораторстве, как в годы будущего премьерства: говорил запинаясь, с большими паузами и повторениями одних и тех же слов. Правда, когда он разгорячился, речь пошла бойчее, но речевых огрехов оставалось много. О чем он говорил — сказать трудно. Обо всем, что попадалось под руку. Эта черта его речей сохранилась и в будущем… Все смеялись. И всем нравилось. Правда, произносил он многие слова неправильно: средства, сицилизмь… Но говорил красочно. Речь пересыпал шутками-прибаутками. И как-то хотелось не замечать огрехов в его речи».
А. Авторханов так оценивает роль Хрущева как оратора «новой эпохи»:
«Будучи оратором «на все темы», Хрущев тем не менее не просто болтал, как это многим казалось. Он был первым основоположником той новой школы ораторского искусства в большевизме, которая пришла на смену старым школам: блистательного Троцкого и академического Бухарина. Речи Троцкого, напечатанные без указания оратора, без малейшего труда можно узнать именно как его речи, также и сочинения Бухарина — как бухаринские. Такими же ярко индивидуальными были стили и других вождей большевизма — Ленина, Луначарского, Каменева и других.
