Дети дружно засмеялись. Варфоломей сидел с унылым видом, низко опустив голову.
— Дети, тихо, — строго сказал учитель, — нельзя смеяться над товарищем. Варфоломей — упорный мальчик, и он добьётся своего, будет лучшим учеником в школе. Теперь скажите мне, как вы поняли прочитанное.
Руку поднял мальчик постарше:
— Учитель, я не понимаю слова «воды дошли до души». Он что, тонет?
— «Воды» означает здесь обилие бедствий, «до души» — значит «жизни». Бедствия Давида так многочисленны, что угрожают его жизни.
— Учитель, а можно мне спросить? — нетерпеливо протянул руку соседний мальчик.
— Спроси, — сказал учитель.
— А как это можно — отдать то, чего не отнимал?
— Это значит, что приходится отвечать за то, чего не делал. Настоятельность и неусыпность своей молитвы к Богу Давид оправдывает горячим исповеданием перед Ним своей невинности и тяжести бедствия. «Ведь Ты, Господи, знаешь всё моё поведение и мои грехи, знаешь поэтому, как незаслуженно то, что я терплю». Сие вам понятно?
— Понятно, — ответил хор голосов.
— Читаем далее, — учитель перевернул страницу и продолжил занятия.
Уроки длились ещё часа два с небольшими перерывами. В конце занятий учитель, как всегда, дал ученикам очередное наставление:
— Дети, мы с вами учили Заповеди Господа нашего Иисуса Христа, и мы ещё много раз будем к ним возвращаться. Вы все должны их хорошо помнить и всегда исполнять. Сегодня я расскажу вам ещё одну мудрость, которой всегда надлежит следовать. Взята она из одной старинной византийской книги, написанной на греческом языке. Там сказано: никогда не желайте и не ищите мщения; всегда будьте готовы помочь брату в опасности, даже рискуя собственной жизнью; уважайте своих родителей выше всего; уважайте старость и защищайте тех, кто слабее вас. Твёрдо запомните это, дети.
Увидев, что дети устали, учитель отпустил их. Радуясь вольной жизни, мальчики дружной ватагой выскочили из школы и побежали по домам. Улица огласилась их звонким смехом и боевыми возгласами, которые постепенно затихали. Вскоре дети, как горох на столе, рассыпались по своим дворам, весёлый гомон стих, на улицу вернулся обычный сельский покой.
Когда Варфоломей входил к себе во двор, вид у него был угрюмый, голова опущена. Увидев его, работник, чинивший телегу, видимо, желая развеять грустные мысли ребёнка, с улыбкой спросил:
— Как дела в школе?
Варфоломей, не ответив на вопрос, махнул рукой и пошёл к лестнице на галерею.
— Понятно. Не унывай, всё пройдёт, — сказал ему вслед работник.
Пройдя по галерее, Варфоломей осторожно приоткрыл слегка скрипнувшую дверь и крадучись вошёл в горницу. Мария сидела у окна, что-то шила и тихо напевала. Выглядела она моложе своих тридцати двух лет: на лице здоровый румянец, светлые волосы, собранные в косу, тщательно уложены венцом на голове. Мельком взглянув на сына, она тихо спросила:
— Ты один? А где братья?
— Они с ребятами на улице в бабки играют, — так же тихо ответил Варфоломей.
— Что ж ты не остался с ними?
— Не хочу я.
Мария, прервав шитье, пристально посмотрела на сына:
— А что ты, сынок, такой грустный, опять в школе нелады?
— Матушка, я так стараюсь, но ничего у меня не получается, — еле сдерживая слёзы, ответил Варфоломей и выбежал из горницы в невысокую дверь, за которой находилась домашняя моленная комната с небольшим иконостасом, перед которым висела лампада и стоял аналой из чистого светлого дерева. На боковой стене напротив окна помещались несколько полок с книгами в кожаных и деревянных переплётах.
Войдя в моленную, Варфоломей сел в дальнем углу. Некоторое время он тихо плакал, затем поднялся, подошёл к иконостасу и стал молиться сквозь слёзы:
— Господи, почему я такой неспособный? Я очень, очень хочу учиться, хочу уметь читать, как все ребята. Как же я без этого проживу? Дай мне, Господи, понять грамоту. Научи меня, Господи, просвети и вразуми!
Выплакавшись, он затих.
Тем временем в горницу вошёл Кирилл. Он возмужал, пополнел, выглядел бодрым и крепким для своих лет.
— Дети пришли? — спросил он, обнимая и целуя жену.
В ответ на его ласку Мария улыбнулась и, не желая расстраивать мужа, сказала равнодушным тоном:
— Стефан с Петром на улице играют, — затем, немного помолчав, как бы оправдывая сына, добавила: — Варфоломей в моленной. Не идёт у него учёба, сильно он огорчается из-за этого.
— Я говорил с учителем, он тоже печалится о том, что мальчик лишается великого дара Божия — учения книжного. Да, тяжело ребёнку, когда он всей душой желает учиться, но всё время сталкивается с непреодолимыми препятствиями.
Открылась дверь моленной, оттуда вышел Варфоломей. Кирилл увидел заплаканное лицо сына и ему до боли стало его жалко. Он обнял его, легонько прижал к себе и ласково сказал:
— Не печалься, сынок, придёт время, всему научишься с Божьей помощью.
— Батюшка, я так стараюсь, но ничего не выходит, — с отчаянием произнёс Варфоломей.
— Видимо, надо, чтобы ты ранним опытом понял, что никаких способностей, никакого знания, никакого успеха не должно приписывать себе, но единственно Богу, от которого свыше исходит всякий дар совершенный и всякое деяние благое.
— Я всё равно выучусь грамоте, правда, выучусь, — тихо и уверенно обещал Варфоломей.
— Всё преодолеют прилежание и труд, а наипаче желание и молитва, исходящая от чистого сердца. Усердно трудись, и Бог поможет тебе. Всё наладится, сынок.
Варфоломей поднял на отца заплаканное лицо, улыбнулся и подошёл к Марии. Она ласково обняла его.
— Пойду, посмотрю по хозяйству, — сказал Кирилл и вышел из горницы.
Была вторая половина дня, солнце уже клонилось к горизонту. Во дворе управляющий Козьма и трое работников выгружали из телеги мешки с зерном и носили их в амбар. Кирилл спустился по лестнице, отправился в конюшню. Вскоре вышел оттуда и спросил у Козьмы:
— Что-то я жеребят не вижу.
— На лугу пасутся. Сейчас пошлю за ними, — ответил управляющий, жестом подзывая к себе работника, вышедшего из амбара.
— Пусть люди работают, — остановил его Кирилл. — Лучше кликни мне Варфоломея, отправлю его за жеребятами, он любит бродить по лугам, да и отвлечётся малость, с учёбой у него опять нелады.
— У него всё впереди, боярин, он мальчик смышлёный и трудолюбивый, — уверенно сказал Козьма.
— Так-то оно так, да уж больно он переживает.
Козьма поднялся на галерею, постучал в дверь, вызывая Варфоломея, и уже вдвоём они спустились вниз.
— Сынок, пойди поищи жеребят, да пригони их домой, — предложил мальчику отец.
