Са’уда в его резиденции в Эль-Хуфуфе, столице Эль-Хасы. Визит был «продолжительным, и, несомненно, там в то время велись переговоры».
Англии, по-видимому, «удалось добиться подтверждения договора, заключенного в 1860 г. между англо-индийским правительством и шейхом Файсалом, дедом ‘Абд ал-‘Азиза, нынешнего эмира Неджда, по которому недждские Са’уды отказывались от своих претензий на Маскат» (136). Думается, резюмировал консул, что англичане в обмен на негласное обещание поддержки Ибн Са’уда (деньгами и оружием) хотели бы получить от него заверения насет невмешательства в дела их протекторатов в Персидском заливе, того же Бахрейна и Кувейта.
В марте 1914 г. Великобритания и Османская империя пришли к соглашению о разделе зон влияния на Аравийском полуострове. Граница между таковыми пролегала вдоль прямой линии, протянувшейся от полуострова Катар через Центральную Аравию до рубежей аденских протекторатов с йеменским королевством. Все земли, что к северу от этой линии, включая Неджд и Эль-Хасу, считались принадлежащими Порте, а те, что к югу, — Британской империи (137). Заметим, что с началом Первой мировой войны и это соглашение свое значение утратило.
В рамках проводимой в то время Ибн Саудом политики балансирования между Англией и Турцией и с учетом того, что британцы по-прежнему держали его «на расстоянии вытянутой руки», эмир Неджда вступил в соглашение с Портой (29 мая 1914 г.). В обмен на принятие им турецкого сюзеренитета Порта признала его правителем Неджда и Эль-Хасы, и фирманом султана Османской империи (июнь 1914 г.), сообщал российский консул в Басре, дабы сохранить свое лицо в том крае, титуловала Ибн Са’уд вали (губернатором) Неджда и Эль-Хасы (138). Получив титул валия этих земель, он напрямую стал общаться с центральными властями турок в Стамбуле, минуя их администрации в Басре и Багдаде (139). Турки также пожаловали ему воинское звание мушира (фельдмаршала).
Соглашение Ибн Са’уда с Портой, по словам одних арабских историков, какое-то время оставалось для англичан тайной. Узнали они о нем только несколько месяцев спустя (22 ноября 1914 г.), когда британские войска вошли в Басру, где и обнаружили копию данного соглашения среди секретной документации, оставленной там турками во время эвакуации (140). Другие говорят, что сведения об этом соглашении поступили к англичанам практически сразу же после его заключения — через отца одной из жен эмира Ибн Са’уда, который донес о нем английскому политическому агенту на Бахрейне.
Во втором десятилетии XX столетия громко заявили о себе в Неджде ихваны (братья мусульмане), составившие костяк военной силы ‘Абд ал-'Азиза Аль Са’уда. Они величали себя слугами Аллаха. Миссию свою видели в том, чтобы очистить земли Аравии, «колыбели ислама», от моральной распущенности. Ратовали за строгое соблюдение мусульманами норм и правил жизни, закрепленных в Коране.
Ихваны осуждали употребление табака (именовали его ядом) и алкоголя, азартные игры и гадание, проституцию, ношение шелковых одежд и золотых украшений (141). Человека, курившего на улице, придавали, случлось, смерти. Женщину, покидавшую свое жилище ночью и будучи заподозренную в недостойном поведении, — забивали камнями и прилюдно пороли. Порицали общение мусульман с чужеземцами-иноверцами. Встречая в своих землях европейца, закрывали лица руками, дабы не быть оскверненными его видом.
Полковник Харальд Диксон, один из лучших, на взгляд автора этой книги, исследователей-портретистов арабов Аравии, их обычаев и традиций, отзывался об ихванах, как о людях «честных, искренне веривших в Бога». Ихванизм, движение недждских мусульман, принявших на вооружение идеи имама Ахмада ал-Ханбаля (780–855), яркого представителя школы шафиа’ в суннизме, — это, по мнению Х. Диксона, «возрожденный ваххабизм» (142). Духовными отцами ихванизма Х. Диксон называет кади Эр-Рияда ‘Абд Аллаха ибн Мухаммада ибн ‘Абд ал-Латифа из семейства Аль Шейх (основателя ваххабизма), кади Эль-Хасы шейха ‘Ису и некого ‘Абд ал-Карима ал-Магриби из Эль-‘Арта-виййи (143).
Помимо строгого соблюдения столпов ислама, сообщает Х. Диксон, ихванам надлежало быть преданными друг другу, оказывать друг другу помощь и беспрекословно повиноваться своему имаму (144).
Х. Диксон хорошо знал то, о чем говорил. Горожане и кочевники Кувейта, где он долгое время служил политическим агентом, а потом, выйдя в отставку, жил и выступал доверенным лицом эмира Кувейта по связям с нефтяной компанией, относились к нему по-доброму, с уважением и вниманием. Искренне восхищались его знанием арабского языка, увлеченностью историей аравийских племен, сказаниями и легендами арабов Аравии. Слыл он человеком гостеприимным и добросердечным, не чуравшимся их, как многие другие «надменные инглизы». Не осталось незамеченным у жителей Кувейта и то, что детям своим полковник-анализ дал арабские имена — Са’уд и Захра. Поэтому супругов Диксонов на улицах Кувейта арабы частенько окликали на свой манер: Абу Са’уд (отец Са’уда) и Умм Захра (мать Захры).
Движение ихванов зародилось в 1912 г., в Эль-‘Артавиййе, в Неджде, в дайре (месте обитания) племени ал-мутайр. Его сразу же поддержало несколько колен из воинственного племени ал-харб. Свои идеи и убеждения ихваны распространяли силой. К 1914 г. движение ихванов приобрело такой размах, что не считаться с ним было нельзя. Тогда-то, отмечал в своих воспоминаниях британский колониальный администратор, известный офицер-разведчик, бригадный генерал Гилберт Фолкингэм Клейтон (1875–1929), эмир Ибн Са’уд и решил «обуздать ихванов», поставить их себе на службу, сделать инструментом для реализации его цели по объединению под своим началом земель и племен Верхней Аравии. И он стал их имамом (предводителем и высшим духовным авторитетом) (145). Поступил по примеру своего великого предка, принявшего некогда ваххабизм и заложившего Первое государство Са’удов. Титул имама ихванов давал эмиру Ибн Са’уду право собирать с их поселений закат (налог на имущество и доходы) и «спускать энергию» ихванов в нужном ему направлении. Действуя целеустремленно, он путем повсеместного в своем уделе увеличения числа поселений ихванов и создания в их лице плотно спаянного братства ослабил внутриплеменные и межплеменные связи, и поменял в сознании бедуина, сделавшегося ихваном-поселенцем, понятие верности племени, доминанту жизни кочевника, на понятие верности Аллаху и своему имаму-эмиру. Создал в Аравии принципиально новую общинную идентификацию — поселенцев-земледельцев (146).
В то время, считают многие исследователи жизни и деятельности основателя Королевства Саудовская Аравия, движение ихванов являлось в руках эмира Ибн Са’уда чуть ли не единственным действенным инструментом по налаживанию централизованной структуры власти среди разрозненных племен Северной Аравии (147).
Филби-старший в своих воспоминаниях писал, что эмир Ибн Са’уд попросту «рекрутировал ихванов»: «разместил их поселениями» и сделал эффективным инструментом по реализации его политических целей и амбиций (148).
Российские дипломаты, работавшие в Джидде, сообщали, что редко какие племена переходили в ихванизм целиком, в полном составе. Одни семейно-родовые кланы принимали это учение и следовали ему, другие — нет. Примером тому — племена ал-кахтан, ал-‘атайба, бану харб и даже бану мутайр, которое сами бедуины именовали «сердцем
