Я выдал ему взгляд, который он заслуживал. Он потер мое несгибающееся колено.
— Первый раз работаю импресарио матадора и немного нервничаю, — проговорил он. — А как ты?
Мои нервы были уже на пределе, когда я увидел огромный лозунг на противоположной стороне арены. Под «На арене Ордоньес и Домингин» была написано: «Запасной матадор: Эль Пекас».
Когда мы все собрались у барьера, я посмотрел на большие деревянные ворота, которые вот-вот должны были открыться, увидел тысячи испанцев на трибунах и вдруг ощутил острое желание сбежать. Но к нам уже приближались фотографы, и мне пришлось взять себя в руки и следовать советам Эрнеста. И когда нас снимали, меня пронзила страшная мысль.
— Посмотри на Антонио и Домингина, — прошептал я Эрнесту. — Посмотри на их брюки. А теперь на меня. Я определенно позорю Соединенные Штаты Америки.
— Сколько у тебя носовых платков? — спросил мой импресарио.
— Каких платков?
— Обычно они пользуются двумя, но я слышал, что Чикуэло II даже предпочитает четыре.
— Ты что, думаешь, они засовывают платки в штаны?
— А ты этого не сделал?
— Какого черта, откуда я мог знать о носовых платках? Я во всем полагался на своего импресарио.
— Но ты был на стольких боях! А ты думал, откуда у них такие формы?
— Знаешь, этот вопрос раньше меня как-то не интересовал.
И вот прозвучал гонг, открылись ворота, и на арене появились пикадоры на высоких худых лошадях. Кто-то толкнул меня в нужном направлении, и, когда два пикадора выехали, за ними последовали Антонио и Домингин и отстоящий от них на традиционные три шага Эль Пекас. Публика встретила нас громкими аплодисментами. Я по-прежнему не мог согнуть ноги в коленях и, внимательно наблюдая за Антонио, старался прижимать к туловищу правую руку — так, как это делал он.
Мы остановились напротив президентской ложи, поприветствовали зрителей, поклонились, и я последовал за Антонио за барьер, где нас ждал Эрнест.
— Как все это выглядело? — спросил я его.
— В тебе было скромности и спокойной уверенности как раз столько, сколько нужно.
— Знаешь, я чувствовал себя так, как будто меня преследует бык.
И вот на арену вышел первый бык Луиса Мигеля — черная гора мускулов с рогами. Мигелито, державший шпагу, дал мне плащ.
— Что мне делать теперь? — спросил я Эрнеста.
— Держи плащ наготове, смотри на происходящее с пониманием, но спокойно, без нетерпения.
— Мы знакомы?
— Не близко. Я видел твои выступления, но мы не приятели. Я хочу, чтобы ты получил удовольствие и при этом не попал в испанскую тюрьму, там нет ничего интересного, поверь мне.
Тем временем Мигель прекрасно работал с плащом.
— Изучает быка, — заметил Эрнест.
— Он выглядит замечательно.
— А что с ним может быть не так?
— Мне кажется, у быка ужасно длинные рога.
— Отсюда они всегда кажутся больше.
— А не слишком ли усердствуют пикадоры?
— Да, пожалуй.
— Но зачем?
— Они немного усмиряют быка для Мигеля, потому что нога у него после ранения в Малаге еще не совсем зажила.
— Мне кажется, он немного дрожит.
— А как твои ноги?
— Трясутся, но я держусь.
Домингин получил одно ухо, но выступление Антонио было просто блестящим. Бык его был великолепен, и их сражение смотрелось как танец. «Танец» — именно то слово, которое дает возможность представить себе это зрелище. Оно напоминало балетное представление, устроенное матадором и быком, чутко откликавшимся на каждое движение человека. Казалось, они танцуют па-де-де, которое репетировали все утро. Антонио получил в награду два уха и хвост.
Антонио сделал почетный круг и, проходя мимо нас, сказал Эрнесту:
— Передай Пекасу, что он выглядит великолепно. Ты уже успел рассказать ему, как убивают быка?
— Еще нет.
— Так давай.
— Не смотри на рога, — инструктировал меня Эрнест, — смотри только туда, куда должна войти шпага. Опусти левую руку вниз и, как только шпага вонзится в быка, перекинь ее направо.
— А что я делаю потом?
— Взлетаешь в небеса, и мы все вместе ловим тебя, когда ты возвращаешься на землю.
Выступление Луиса Мигеля было неважным, но Антонио превзошел самого себя, и президент наградил его двумя ушами, хвостом и даже копытом — последним, что может быть отдано матадору в знак признания его мастерства. Правда, если публика захочет, матадор может получить всего быка. Эрнест наклонился ко мне:
— Антонио хочет, чтобы ты сделал круг почета вместе с ним.
Я перепрыгнул через барьер и подошел к Антонио. На нас обрушился поток из шляп, цветов, сигар, сандвичей, конфет, фляжек, ботинок, сигарет, дамских сумочек, солнечных очков, ручек, монет, трубок, поясов и прочего.
— Лови только сумочки и туфли. Остальное оставь моим ребятам, — попросил Антонио.
Когда мы обходили трибуны, толпа шумно приветствовала нас. Заканчивая второй круг, я уже с трудом шел под грузом сумочек и широкого ассортимента дамских туфель.
Вдруг Антонио оказался сидящим на плечах большой группы мужчин, которые намеривались его пронести так по всему городу до самого отеля.
Я огляделся вокруг: вся квадрилья внезапно исчезла, а я остался один посредине арены. Тут я сделал совершенно неожиданное открытие — в костюме матадора при желании тоже можно довольно быстро бегать, и в самый последний момент мне удалось залезть в наш «шевроле».
Когда мы уже были в комнате Антонио и стягивали с себя костюмы, в отеле появились красавицы, требовавшие назад свои сумочки и туфли. Тут же нам доставили из ресторана вино и еду, и вскоре вся комната заполнилась людьми, празднующими победу и успех Антонио. В тот вечер у меня был только один неприятный момент — самая очаровательная дама в нашей компании попросила меня показать ей следы от ран, полученных в боях с быками, а я не смог продемонстрировать ей даже шрам от аппендицита.
Через четыре дня в Бильбао mano a mano закончились — неожиданно и бесповоротно. Антонио одержал безоговорочную победу над Домингином. Это случилось, когда Луис Мигель развернул быка для пикадора. То, что делал Домингин, было самым обычным приемом, каждый матадор выполняет его тысячи раз. Но вдруг Луис Мигель сделал движение навстречу быку, а не от него, и бык, всадив левый рог в пах матадора, с силой швырнул его навстречу лошади. Пикадор вонзил копье в быка, прежде чем Домингин успел упасть, но бык, не замечая копья, снова настиг Домингина и смог боднуть его несколько раз, прежде чем животное согнали с арены.
В тот вечер Эрнест был у Домингина в больнице. Луис Мигель получил очень тяжелую травму. Рога вошли глубоко в тело, была повреждена брюшная полость, многие думали, что рана смертельна. Луиса Мигеля мучили страшные боли. Эрнест поговорил с ним недолго и даже заставил его слегка улыбнуться.
