- Дайте мне сутки, и я найду знамя, - сказал Славкин отец.
Генерал улыбнулся и сказал с усталой иронией:
- Ну, если просит командир полка, повременим, дадим ему сутки.
Холопов загнал свою клячу, но к утру, в тридцати километрах от Дона, отыскал еще с десяток однополчан и с ними начальника штаба полка со знаменем.
Полк стал жить, и старшина Холопов снова стал старшиной роты и никогда больше, до самого конца войны, не командовал полком. Старшиною роты стоял он на Дону до самого ноября, - не пустили немца; старшиною стоял под Сталинградом, в Грачевой балке, под "танковым полем", где прошли страшные танковые сражения; старшиною закончил войну в городе Бреслау. Но все это еще впереди, и никто не знал, что все оно так и сложится с этим Берлином, с Бреслау и со Славкиным отцом.
Летом оккупант вошел в Ставрополье, в жарком августе занял родной Славкин городок Прикумск. Еще до прихода фашистов соседка Холоповых кричала на всю улицу:
- Мажь Холопиха пятки салом, муж твой красный командир, сын твой красный партизан, будешь и ты вся красная...
Славкина мать побойчей была отца, без особого труда исполняла его должность колхозного экспедитора в городе, на испуг тоже ее не очень-то возьмешь, но все-таки побереглась, бежала в дальнее село Арзгир, за сто километров от города, почти что в калмыцкие степи. Солончак, ковыли, белые озерки, пересохшие до ослепительного соляного дна. Оккупант и туда дошел. Но тут все же не знали Славкину мать, и она отсиделась в Арзгире, у дальних родственников. Страху натерпелась, носа из дома не высовывала.
...После того письма не было от отца никаких вестей, тяжелые шли бои на Среднем Дону; от матери тоже ничего, попала под оккупацию. Это же надо - куда немец забрался, в калмыцкие степи. Славка смутно представлял себе немца в этих степях. И что ему там делать - ковыль да солончаки. Неужели в Сибирь придется уходить? На сколько лет тогда растянется? Были семилетние, но были и столетние войны... Это в редкие минуты так думалось, в одиночестве. Может быть, всего один раз подумалось так Славке.
16
Печатник Иван Алексеевич отшлепывал на тискальном станке мандаты для участников Первой партизанской конференции. Он крутил за деревянную ручку большое колесо, Нюра Морозова снимала и подкладывала новые листы бумаги, на которых оттискивалось сразу несколько мандатов. Крутилось колесо, плавно ходила взад-вперед спина Ивана Алексеевича, выпячивалась металлическая челюсть станка, заглатывала лист бумаги, отползая назад и припечатываясь к неподвижной нижней челюсти. Ходила верхняя челюсть, ходила спина печатника, крутилось лоснящееся колесо-маховик. Нюра Хмельниченкова разрезала листы на отдельные мандаты. Их нужно было заготовить для ста пятидесяти двух делегатов.
Славка был свободен и помогал Ивану Алексеевичу крутить колесо. Он привык к этому станку, много видел всякого в его челюстях: полосы своей газеты, листовки к населению, воззвания к обманутым русским людям, попавшим на службу в полицию, к предателям и к солдатам вражеских гарнизонов. Теперь вот эти мандаты. Особого впечатления они не производили, но когда Николай Петрович от имени Политотдела вручил Славке такой мандат с фамилией, именем и отчеством, с личным номером - эта еще влажная бумажка как бы перестала быть бумажкой.
В левом верхнем углу было набрано узким заголовочным шрифтом и подчеркнуто линеечкой: "С м е р т ь н е м е ц к и м о к к у п а н т а м!" Почти всю правую часть занимала рамка, прямоугольничек, и в нем, на темном медальном круге, - два светлых силуэта. Под силуэтами, другим шрифтом, покрупнее, чем первый: "Под знаменем Ленина - Сталина - вперед, на разгром врага!" По центру основной текст:
Мандат No 113/8
Предъявитель сего тов. Холопов Вячеслав Иванович является
делегатом Первой конференции партизан и партизанок отрядов группы
западных районов Орловской области.
Командование партизанскими отрядами.
23 августа 1942 года. Брянский лес.
Зная весь текст уже наизусть, Славка стал по буковкам, по строчкам перечитывать этот теперь уже личный мандат, словно хотел добраться до того скрытого, вроде бы уловимого, но все-таки еще неясного особого смысла. Читал, разглядывал, отстраняя от себя бумагу, и вдруг из каких-то закоулков, из невидимости возникли и уставились на Славку глаза Истории. Он явственно увидел их огромные и расплывчатые зрачки. Через мгновение эти глаза опять исчезли, оставив после себя ощущение чего-то необыкновенного, случающегося в жизни редко.
"При мысли великой, что я человек, всегда возвышаюсь душою!" В какую минуту явилось это поэту? Может быть, ему тоже выпало такое - получить партизанский мандат? Хотя это было даже до Дениса Давыдова, какие там мандаты, какие партизаны?! Господи, и что за голова, голова бывшего студента! Дай ей только полетать в небесах. Славка свернул мандат вдвое, потом еще вдвое, не глядя сунул в нагрудный карман выгоревшей гимнастерки. Сколько раз после вынимал он эту бумагу, как прежде читал и разглядывал, но глаза Истории больше не появлялись. Да, это бывает не часто.
День был ясный и теплый. На виду у этой Речицы, за мелкими сосенками, на зеленой поляне поставили стол (взяли у штабной поварихи), застелили его красным праздничным полотном (из Мальцевки принесли, что в пяти километрах от штаба), к столу поставили стулья. На траве, под мелкими кустами, рассаживались делегаты. Не армейские воины, что почти всегда на одно лицо, потому что в армейской форме, нет, тут хоть с каждого пиши картину, каждый неповторим. От мужиковатого, с бородкой клином, в мелкой шапочке-кубанке Сидора Артемьевича Ковпака до молодого, во всем новеньком, обвешанного оружием красавца Покровского, командира первого Ворошиловского отряда, все вызывали у Славки восторг. Опять Гога вспомнился. Вот где нужна была рука великого художника.
Конференцию открыл главный комиссар Алексей Дмитриевич Бондаренко. Сказал вступительное слово, и стали выбирать президиум, вначале, разумеется, почетный президиум - Политбюро Центрального Комитета ВКП(б) во главе с товарищем Сталиным...
Все, как и всегда, как принято, к чему привыкли даже дети, вроде и войны нет никакой. Есть предложение избрать в почетный президиум... Кто "за", кто "против", "воздержался", "единогласно", "разрешите ваши аплодисменты считать" и так далее. Никакой войны...
В 1937 году Славка первый раз присутствовал на большом торжественном собрании. Сто лет было со дня гибели Александра Сергеевича Пушкина. В городском театре на сцене стоял стол под красным сукном, почетный президиум избирали, речи говорили. Потом бывал Славка на комсомольских конференциях, на собраниях и привык к этому красному столу, к президиуму, к почетному и рабочему, к речам, выступлениям. Сегодня все было, как всегда, только зала не было, сцены не было, стол был от поварихи временно взят, люди сидели на траве, и странно как-то выглядел весь привычный ритуал. Открывавший конференцию главный комиссар, бывший секретарь райкома ВКП(б), так же, как и раньше, до войны еще, остановился на достижениях, обобщая успехи. "В селах Белоруссии, - говорил он, - Украины, Смоленщины, в дремучих Брянских лесах идут ожесточенные смертельные схватки бесстрашных народных мстителей с фашистами. Партизаны стали грозной силой. Летят под откос вражеские эшелоны, взрываются автомашины (Славке все время невольно представлялись другие слова, например: сотни и тысячи автомашин работают на полях, каждый день эшелоны с хлебом, лесом и так далее), взрываются склады с горючим, боеприпасами и продовольствием. Народные мстители продолжают наводить своими смелыми действиями ужас... Истребили 7267 солдат и офицеров, пущено под откос..."
