Что делали крестьяне, когда хотели разобраться? Звали того, кто пограмотнее, – и просили объяснить. Из таковых под рукой чаще всего оказывался учитель или доктор. (Священникам не доверяли.) А эти люди, как правило, придерживались либо либеральных, либо народнических взглядов. Что и понятно – сельский учитель получал меньше питерского дворника. К тому же его постоянно долбили бесконечными реформами образования. (Знакомо?) Да и сельский доктор зарабатывал немногим больше – при тяжелейшей работе. (Читайте врачей-писателей В. В. Вересаева или А. П. Чехова.) За что им было любить правительство? Они и объясняли крестьянам… Не отставали и оппозиционные политические партии. Вот образец большевистской агитки, написанный специалистом этого дела – поэтом Демьяном Бедным в 1912 году.
Над переулочком стал дождик частый крапать.
Народ – кто по дворам, кто – под навес бегом.
У заводских ворот столкнулся старый лапоть
С ободранным рабочим сапогом.
«Ну, что, брат-лапоть, как делишки?» —
С соседом речь завел сапог.
«Не говори… Казнит меня за что-то бог:
Жена больна и голодны детишки…
И сам, как видишь, тощ,
Как хвощ…
Последние проели животишки…»
«Что так? Аль мир тебе не захотел помочь?»
«Не, мира не порочь.
Мир… он бы, чай, помог… Да мы-то не миряне!»
«Что ж? Лапти перешли в дворяне?»
«Ох, не шути…
Мы – хуторяне».
«Ахти!
На хутора пошел?! С ума ты, что ли, выжил?»
«Почти!
От опчества себя сам сдуру отчекрыжил!
Тупая голова осилить не могла,
Куда начальство клонит.
Какая речь была: “Вас, братцы, из села
Никто не гонит.
Да мир ведь – кабала! Давно понять пора;
Кто не пойдет на хутора
Сам счастье проворонит.
Свое тягло
Не тяжело
И не надсадно,
Рукам – легко, душе – отрадно.
Рай – не житье: в мороз – тепло,
В жару – прохладно!”
Уж так-то выходило складно.
Спервоначалу нам беда и не в знатье.
Проверили. Изведали житье.
Ох, будь оно неладно!
Уж я те говорю… Уж я те говорю…
Такая жизнь пришла: заране гроб сколотишь!
Кажинный день себя, ослопину, корю.
Да что?! Пропало – не воротишь!
Теперя по местам по разным, брат, пойду
Похлопотать насчет способья».
Взглянув на лапоть исподлобья,
Вздохнул сапог: «Эх-ма! Ты заслужил беду.
Полна еще изрядно сору
Твоя плетеная башка.
Судьба твоя как ни тяжка, —
Тяжеле будет, знай, раз нет в тебе “душка”
Насчет отпору,
Ты пригляделся бы хоть к нам,
К рабочим сапогам.
Один у каши, брат, загниет.
А вот на нас на всех пусть петлю кто накинет!
Уж сколько раз враги пытались толковать:
“Ох, эти сапоги! Их надо подковать!”
Пускай их говорят. А мы-то не горюем.
Один за одного мы – в воду и в огонь!
Попробуй-ка нас тронь.
Мы повоюем!»
Как видим, произведение написано очень грамотно. Автор доступно излагает то, что понимали и крестьяне: «мир» в случае чего поможет, на хуторе ты предоставлен самому себе. Хотя в реальности «мир» не так чтобы очень и помогал… Но ведь главное – идея.
Это было, конечно, не самым важным фактором. Но о других – немного ниже. Факт же тот, что крестьяне отнюдь не рвались выходить из общины. Нет, кое-кто выходил. Однако прежде всего ринулись те, кого земля не слишком и интересовала.
«В ответах корреспондентов Вольного экономического общества выделяются три причины выхода из общины: 1) боязнь потерять при переделе имевшиеся излишки земель: 2) стремление продать землю; 3) желание вести самостоятельное хозяйство. По сведениям, собранным Московским обществом сельского хозяйства, в 1909 г. укрепили землю в собственность для ее продажи 52,5 % опрошенных, из опасения потерять излишки земли при переделе – 27,3 % и для улучшения хозяйства лишь 18,7 %».
(И. Ковальченко)
Итак, половина выходивших из общины собиралась землю продать, а не становиться «крепкими хозяевами».
А кем являлись желающие выйти? Это были отнюдь не «пьяные», о которых так любил в своих речах говорить Столыпин[66]. Хотя, конечно, имелись и такие. Люди с психологией люмпенов есть в любой социальной группе. Речь о других. Как мы помним, членами общины числились люди, которые давно уже не имели отношения к крестьянству Это были не только рабочие. Так, крестьянами по паспорту являлось большинство извозчиков, а также приказчики в лавках, официанты и прочие рядовые представители сферы услуг. К примеру, всем известно, что Сергей Есенин родом из крестьянской семьи. Менее известно, что его отец, не говоря уже о самом поэте, землю не пахал. Отец Есенина работал приказчиком в разных московских магазинах. Будущий поэт в семнадцать лет отбыл из родной деревни в Москву, где также занял место приказчика.
Нужна ли была этим людям земля? К сожалению, я не нашел данных о социальном составе людей, вышедших из общины без земли – то есть получивших за нее деньги. Возможно, такие исследования просто не проводились. Хотя очевидно, что для того же приказчика гораздо заманчивее выглядела перспектива вложить полученные деньги где-нибудь в городе. Например, приобрести лавку. А для извозчика – возможность стать «хозяином»[67].
Недаром в Московской губернии число вышедших из общины было рекордным для Нечерноземья – 32 %. Именно потому, что под боком огромный город[68].
Такие выходцы с одной стороны облегчали проведение реформы – они уменьшали количество общинников, то есть претендентов на землю. Но главный-то вопрос – создание «крепких хозяев» – провисал.
Очень мешало и хроническое отсутствие денег в казне. В 1908 году «Специальное совещание», которое занималось переделом земли, заявило, что на расходы по этой проблеме потребуется 500 миллионов рублей. Правительство же смогло выделить… меньше 5! А без денег, как известно, не работает ничего. Это доказывает, что «верхи», за исключением Столыпина и его сторонников, не воспринимали реформу как судьбоносную для страны. Дескать, выйдет – хорошо, не выйдет – да и черт с ней. Что тоже говорит о ее перспективах. Сравните с советской коллективизацией, на которую были брошены огромные ресурсы.
Обнаружив, что реформа буксует, Столыпин начал ее откровенно подталкивать. Я уже упоминал о Крестьянском банке, которому просто-напросто запретили давать ссуду коллективам. Понятно, что это было направлено прежде всего против общины.
Но применялись и чисто административные меры.
Министр МВД стал рассылать многочисленные циркуляры «на места». Суть их заключалась в том, чтобы максимально ускорить выход крестьян из общины. Администрация начала давить.
«Сразу же после принятия указа 9 ноября Министерство внутренних дел сделало ставку на форсирование процесса земельной реформы. На места начали рассылаться многочисленные циркуляры и инструкции с рекомендациями по ускорению землеустроительных работ. Специальными распоряжениями губернаторам предлагалось создание особых совещаний “по применению указа 9 ноября”. Регулярно созывались специальные съезды чиновников для обсуждения хода земельных мероприятий.
