выплеснулась наружу, а в 1917 г., когда тот пришел к власти в Кувейте, переросла в открытую вражду (164). С шейхом же Джабиром II, правившим в Кувейте в 1915–1917 гг., после смерти шейха Мубарака, его отношения, к слову, оставались в целом ровными. В разногласия кочевых племен вне границ Кувейта шейх Джабир II не встревал. В «дела пустыни», по словам хронистов, не вмешивался. Какого-либо интереса к тому, что «происходило за пределами Кувейта» не проявлял. На роль лидера племен Северо-Восточной Аравии, как его отец, шейх Мубарак, не претендовал. И никаких поводов для неудовлетворения его поведением эмиру Ибн Са’уду не давал. Способствовало выравниванию отношений Кувейта с Недждом и решение шейха Джабира II об отмене права на убежище в Кувейте племени
бану ‘аджман. Не мог не учитывать эмир Неджда и проявляемых англичанами знаков внимания к шейху Джабиру. Эмир Ибн Са’уд участвовал в «великом дурбаре», то есть в торжественной встрече, организованной (20 ноября 1916 г.) по случаю визита в Кувейт лорда Хардинга, вице-короля Индии (1910–1916). Присутствовали на ней и правитель Мухаммары шейх Хаз’ал, и племенные вожди Эль-Хасы. На этой встрече лорд Хардинг объявил, что в благодарность за помощь, оказанную шейхом Джабиром Британской империи в войне с Турцией, власти Англии присвоили ему титул рыцаря и сделали его кавалером Ордена почета (165). Получил британский орден, но без присвоения рыцарского титула, и Ибн Са’уд.
Итак, «сжав зубы», племя бану ‘аджман заключило мир с Ибн Са’удом, но мир вынужденный. Готовности к сотродничеству с эмиром Неджда ‘аджманиты не демонстрировали (166).
1916 год ознаменовался активной деятельностью Ибн Сауда среди ихванов, а также восстанием хиджазцев против турок, отразившимся и на положении дел в «уделе Са’удов».
В том нелегком для него 1916 г. Ибн Са’уд издал свой знаменитый эдикт, потребовав — под угрозой наказания — от всех кочевых племен в его землях «пристать к ихванам», носителям чистого ислама, и платить ему закат, как их признанному имаму (167).
Закат — это ежегодный налог (на имущество и доходы), предписываемый шариатом (исламским правом) и считающийся одной из обязанностей каждого мусульманина. Закат, как гласит Ал-Кур’ан (Коран), должен распределяться среди бедных и неимущих членов мусульманской общины (168). Закат, установленный Ибн Са’удом, взимался с каждой семьи, в размере сороковой части от всего того, чем она владела (169).
Шейхов бедуинских племен, не реагировавших на предписание Ибн Са’уда, приглашали в Эр-Рийад (Эр-Рияд). Там, проживая в качестве гостей Ибн Са’уда, они чуть ли не ежедневно встречались со своим эмиром и имамом, вели беседы с улемами, слушали их проповеди в мечетях. В своих проповедях улемы призывали правоверных к новой хиджре, к проживанию в худж-жрах, в коммунах, «чистых от каких бы то ни было наслоений», под сенью ислама (170). Учителей-проповедников ихванизма Ибн Са’уд, с согласия гостивших у него шейхов, выбирал лично и направлял в их племена.
Шейхи племен, фанатично преданные идеям ихванизма и лично имаму, как тот же шейх Файсал ал-Давиш вначале, титуловались Ибн Са’удом «проводниками чистой веры». Преданность Ибн Са’уду, имаму братьев-мусульман, отцу своего народа и его духовному лидеру, сделалась одним из главных правил жизни ихванов (171).
Дабы укрепить и расширить свое влияние в племенах, Ибн Са’уд стал назначать в худжжры (поселения ихванов), располагавшиеся в дайрах (местах обитания) крупных и «беспокойных племен» Неджда, Эль-Хасы и Эль-Касима, судей (кади) из потомков широко известного и авторитетного в тех краях шейха Мухаммада ибн ал-Ваххаба. Тем самым он демонстрировал связь учения ваххабитов с ихванизмом. Властям каждого района и каждой провинции в «уделе Са’удов» предписывалось иметь одного ‘алима, знатока мусульманского права. В Эр-Рийаде (Эр-Рияде) таковых насчитывалось шестеро, а в Эль-Касиме и Эль-Хасе — по три в каждом. Примерно 20 ‘алимов находились в личном распоряжении Ибн Са’уда, и выступали в роли его советников при рассмотрении тех или иных дел.
В каждое из поселений ихванов Ибн Са’уд назначил эмира худжжры, подчинявшегося ему лично, и хакима (мудреца-знатока учения ихванов, а также обычаев и традиций бедуинов). Главной обязанностью последнего из них являлось урегулирование разногласий, возникавших между поселенцами-ихваналш и бедуинами, равно как и между шейхами племен, на территориях которых располагались худжжры, и их эмирами.
Уложение Ибн Са’уда от 1916 г. о всеобщей, по выражению историков, «рекрутизации бедуинов» в ряды ихванов, спровоцировало несколько мятежей. В Эль-Хасе против мер Ибн Са’уда по централизации власти в очередной раз восстало племя бану ‘аджман.
Что касается антитурецкого восстания хиджазцев, то первыми против османов поднялись мединцы (05.06.1916), а вслед за ними — мекканцы. Турки тут же назвали это выступление «арабским бунтом». Командир турецкого военного гарнизона в Мекке, численностью более одной тысячи человек, испуганный подкатившей к городу, на помощь жителям Мекки, 50-тысячной волной восставших из числа окрестных племен, связался по телефону (09.06.1916) с тарифом Мекки Хусейном и сказал буквально следующее: «Бедуины выступили против турецкого правительства. Найдите выход из сложившейся ситуации!». На что тариф будто бы ответил: «Конечно найду». И 10 июня обратился с призывом к племенам Хиджаза «подняться против османов», повсеместно, и освободить Аравию из-под гнета турок. За день до этого, 9 июня 1916 г., Англия признала тарифа Мекки Хусейна королем Хиджаза. Мекка перешла в руки повстанцев 10 июля, а 16 июля капитулировал турецкий гарнизон в Джидде. Сразу же после вытеснения турок из Джидды там в целях координации действий с повстанцами и сбора оперативной информации открылись так называемые миссии связи: британская — во главе с полковником К. Уилсоном и французская — во главе с Э. Бремоном (172).
Судьба восстания в Хиджазе во многом зависела от снабжения повстанцев продовольствием, а также, что не менее важно, от возможности лидеров восстания вознаграждать бедуинов (в соответствии с их традициями) материально, когда им не удавалось захватывать добычу во время набегов {газу) на места расквартирования турок и их административные учреждения. Если продовольствия недоставало, добычи не было и вознаграждение за участие в набегах не выплачивалоись, то формирования бедуинов, по словам российских дипломатов, распадались, и исчезали в песках Аравии, как мираж в пустыне. Организованность, не присущая бедуинам, сообщали отечественные дипломаты, поддерживалась среди восставших с помощью английских денег. Зачастую случалось так, что в ополчении, собранном тарифом, состояли все взрослые мужчины той или другой семьи, но не одновременно, а поочередно, сменяя друг друга и пользуясь одним и тем же оружием. Для них такая форма службы являлась дополнительным источником пополнения финансовых средств семьи. Шариф Хусейн, докладывали дипломаты, «тряс своих наставников-англичан не переставая», требуя от них новых и новых финансовых дотаций.
Хиджаз полностью зависел от поставок продовольствия извне. Подвозили его туда из Индии —
