Или: человек бежит в атаку – и в него летят три осколка: один срезает на пилотке звезду, другой – пряжку ремня, а третий – каблук!
Или: осколок распорол солдату живот, кожу, но не задел внутренние органы, и у человека вывалились кишки… И вот он сорок километров в чемодане перед собой несет эти кишки. Всю требуху свою. И доносит в госпиталь. Причем он абсолютно здоров, он теряет кровь, но не так, как если бы это было внутреннее ранение. Он доходит!.. Почему? Почему судьба решала именно так?
В какой-то степени в фильме мы пытаемся на это ответить. Это захватывающе и сложно…
Во многом эта картина – о Боге на войне.
Изучая материалы Великой Отечественной, я был поражен тому, с какой машиной воевали наши люди, с какой фантастической армией. Историк Карем Раш пишет, что советские военные историки, по сути, отняли победу у советского народа, показывая гитлеровцев идиотами и безмозглыми кретинами.
Немецкая армия была великой армией, которая покоряла за считаные дни европейские страны (и не просто покоряла, а заставляла работать в поте лица на себя, а то и сражаться на своей стороне). Она была потрясающе организована. Немецкую форму создавал знаменитый дизайнер Hugo Boss, и эта форма, как считают специалисты, на тридцать процентов помогала психологически уничтожать население тех стран, куда фашисты входили. До сих пор Германия не отказалась от этой формы. Монокль у офицера – не очки, это часть формы. Хлыст – это часть формы, сапоги-бутылки – это часть формы, кожа – это материал формы.
С Андреем Паниным на съемочной площадке фильма «Утомленные солнцем. Предстояние»
Недаром в феврале 1943 года в Советской армии было введено обмундирование, которое практически повторяло «правильную» форму Белой армии – золотые погоны, кожа, лампасы, пуговицы. Но когда смотришь хроники 1941 года – это страшно. Тысячи людей, сдающихся в плен, и как они одеты! Невольно понимаешь отношение к русскому солдату немецкого солдата, который в полном порядке.
С первых дней войны немцы разыгрывали грандиозные постановки. Какой смысл сбрасывать на наши позиции пустые бочки с дырками? Но они издавали такой звук при падении, что люди в окопах сходили с ума от страха. А дырявые алюминиевые ложки с надписью: «Иван, иди домой, я скоро приду!» Они никого не убивали, но это унижение, это моральное порабощение, действенный метод сломить человеческий дух. Что ты должен чувствовать, когда на тебя вместо бомбы с неба падает дырявая ложка: иди домой, козел бездарный…
Или, скажем, «черная пехота», о которой почти никто не знал… Ведь Сталин отдал распоряжение вооружить черенками мужчин, которые во время стремительного немецкого натиска летом 1941‑го невольно оказались в немецком тылу! Пятнадцать тысяч человек были пущены в атаку на немцев с черенками от лопат! Немцы обалдели!
И объяснение такому приказу было дано чудовищное: «Вы что, хотите, чтобы вернувшиеся фронтовики резали тех, кто остался на оккупированной территории? Это же может спровоцировать новую гражданскую войну!» Вывернутая логика! Но это правда. Каждый эпизод картины рожден из реальных событий.
Понять быт войны вообще трудно. Ежесекундно жить в состоянии человека, которого могут убить. Это дает совершенно иное ощущение реальности. Вот Сталинград, лютая зима – и наши солдаты выкладывают бруствер из замерзших трупов… Из убитых солдат… Строить невозможно, материала нет… И к телам погибших людей уже относятся не как к телам людей, а просто как к охранительным заграждениям от пуль… И это не зверство, а обычный случай, достопримечательность войны, когда война становится привычкой, частью жизни, когда понятия жизни и смерти смещаются…
А много историй прямо-таки мистических.
Есть такой Ваня Теплов, Иван Сергеевич, – он работал ассистентом на съемках и у Андрона, и у меня. «Няня Ваня» его называли, абсолютно чистый лист бумаги, tabula rasa, пиши что хочешь, все равно на следующий день все будет в прежнем виде. …Как-то он упал в работающую бетономешалку и очнулся, когда ему в морге на ноге уже цифру царапали. Человек, который эту цифру писал, в момент, когда Ваня очнулся, ошалел от ужаса… Ваню потом спрашивали: «Ваня, как же ты попал в бетономешалку?» – А он отвечал: «Да з утра!..»
Так вот – фронт. Рядовой Ваня Теплов, совсем мальчишка. Проливной дождь. Привозят обед. Ваня ставит автомат к деревцу, берет миску, идет за обедом… – а дождь уже такой, что лица не поднять, – возвращается обратно к автомату, начинает есть. Тут друг его спрашивает: «Ваня, ты чего это ешь-то?» Тот отвечает: «Та я нэ знаю, нам далы… Лапша какая-то, рагу, что лы…» У того глаза на лоб: «Ты что, охренел?! Какое рагу? Нам же кашу пшенную привезли!» Оказывается, Ваня к немцам зашел – у них тоже обед был! Через передовую, через минные поля: просто сходил туда и обратно! На запах кухни шел! Ну вероятно ли подобное?! Эти минные поля потом ночью обезвреживали саперы. Что это было? Как это понимать?.. Ваню чуть не расстреляли потом за измену Родине!
Говорят, кто верит в случайности, тот не верит в Бога. Ситуация войны в тысячах случаев позволяет понять: значит, не случайность, значит, Бог…
Записные книжки Эфенди Капиева – потрясающе кинематографичны. Что ни запись – то кино. А записывал он вещи уникальные!.. Например, стоит солдатик на посту, недалеко от того места, где жил, и мама-старушка приходит к нему, чтобы его охранять. И сидит рядом.
Пронзающе!
Или: идет танковая колонна, наша. На броне сидят такие крутые ребята. И вдруг видят – на развилке встречает их «регулировщик». Почти мальчик, немецкий офицерик, в форме с иголочки. Контуженый он, что ли? Но определенно сумасшедший!.. Размахивает руками – показывает, куда ехать… Откуда, что?! И тут старушка семенит к головному танку и просит: «Не трогайте его, он больной, больной!.. У меня шесть сынов, все погибли, не трогайте его…» И вся колонна делает сложный маневр гусеницами, объезжает мальчишку. И все, кто на броне, смотрят на него, конечно, пристально… А старушка ему: «Ну, пойдем, пойдем домой…»
С Дмитрием Дюжевым и Андреем Мерзликиным
Грандиозно, а?..
Чем больше смотрю хронику и читаю (особенно таких писателей-фронтовиков, ярких представителей «лейтенантской прозы», как Бакланов или Некрасов), тем сильнее физиологическое ощущение всего, что тогда происходило. И тем больше вопросов. Например, какие чувства у всех этих людей, прошедших войну, сильнее всего врезались в память?
