Николай Николаевич Поликарпов умер в 1944 году в возрасте 52 лет. Талант, не нужный своей стране.
Д. Гай. Профиль крыла. Политиздат, 1973
Встретив в дверях своего кабинета вошедшего Поликарпова, Яковлев сказал ему:
– Сегодня мною получен приказ – всех руководителей конструкторских бюро до исхода сегодняшнего дня отправить из Москвы по новому месту дислокации бюро. Надеюсь, свой коллектив вы отправили?
– Да. А что, Москву сдавать будут? – испугался Поликарпов.
– Николай Николаевич! Ну, что вы за вопросы задаете, ей-богу! Выполняйте приказ и не думайте о глупостях.
Яковлев не сказал Поликарпову, как, впрочем, никому не сказал, что он сегодня этот вопрос задал Сталину. Цитируем А.С. Яковлева:
«Мне очень хотелось задать ему еще один вопрос, но я все не решался, однако, уже прощаясь, все-таки не вытерпел:
– Товарищ Сталин, а удастся удержать Москву?
Он ответил не сразу, прошелся молча по комнате, остановился у стола, набил трубку свежим табаком.
– Думаю, что сейчас не это главное. Важно побыстрее накопить резервы. Вот мы с ними побарахтаемся еще немного и погоним обратно.
Этот разговор по возвращении в наркомат я записал дословно».
А вскоре последовал приказ и самому Яковлеву уезжать в Сибирь. Столь же жестко, как и он отправлял конструкторов на восток, самого его в течение суток Анастас Иванович Микоян выдворил из Москвы.
В своей книге Александр Сергеевич красочно описал, как он на своем розовом «Понтиаке» по разбитым осенним дорогам добирался до Мичуринска. Только там его легковую машину подтянули к железнодорожной станции, и именно в ней – в кабине легковой машины, привязанной к платформе, – он начал свое путешествие в Новосибирск, куда уже отправилось его ОКБ. Очень колоритные страницы воспоминаний.
Сибирские хроники перемещенных лиц
Но вернемся к перемещению заводов на восток.
Яковлев, как и все руководящие работники наркомата, занимался вопросами перемещения предприятий наркомата. Если тот же Дементьев занимался размещением эвакуированных предприятий в Поволжье, то Яковлев отвечал за Сибирь. Конечно, и в Куйбышеве, и в Горьком, и в Казани условия были тяжелыми, но в Сибири было что-то невообразимо трудное. Запорожский авиамоторный завод, краса и гордость отрасли, был выброшен в болото на окраине Омска. Работников его селили в землянках, засыпных бараках, счастливчикам доставались проходные комнаты в частных домах, где хозяев «уплотняли», не спрашивая их мнения.
Эвакуацию своего конструкторского бюро и опытного завода № 115 Яковлев оттягивал, надеясь на чудо, словно оно могло произойти прямо сейчас. Плюс ко всему его коллектив усиленно работал над завершением постройки нового самолета Як-7 с мотором М-82, который планировалось выкатить 12 октября.
Но чудес не бывает. Из воспоминаний Е. Адлера:
«12 октября в сборочный цех стремительно вошел Александр Яковлев, одетый в кожаное пальто. Не снимая фуражки, скомандовал:
– Машину немедленно разбирайте, в ящик и – на железнодорожную платформу. Завтра вечером отъезд в Новосибирск.
– Александр Сергеевич, тут окраска только осталась, да мелкие доработки. Разрешите уж здесь доделать.
– Вы еще тут… Первый, двадцать второй заводы снимаются, а вы…
– Хорошо, приступаем.
В стандартный ящик самолет не поместился, пришлось прорубать стенки и городить пристройки. Уже затемно все было окончено, и участники погрузки отправились к семьям, которые осваивали выделенные нашему заводу товарные теплушки. В каждом «спальном вагоне» посредине была железная печь с трубой, пронизывающей крышу. В два этажа настланы дощатые нары. Сотрудники с семьями, всего сорок человек в каждом вагоне, укладывались ногами к печке».
Эти описания мог привести любой из десятков тысяч людей, которые холодной осенью 1941 года отправлялись в неведомое далеко, бросив все нажитое, навстречу непосильному труду, ранним смертям близких, неустроенности детей, нехватки всего и вся, отсутствию еды, одежды, элементарных бытовых услуг. Пока вожди на полях сражений от Белого моря до Черного доказывали преимущества своего социализма – один пролетарского интернационального социализма, другой – национал-социализма, десятки миллионов людей погибли в этом остром споре, но в сводки погибших попадали те, кто геройски умирал в боях, восклицая «За Сталина!» или же «Хайль Гитлер!» Тихие безвременные смерти от раннего туберкулеза, от рахита, дистрофии киевлян, ленинградцев, запорожцев, москвичей, не привыкших к сорокаградусным морозам Верхней Салды, Тюмени или Иркутска, в этих реестрах не учитывались. Наверное, поэтому Эвакуация осталась невоспетой в нашей литературе. И по причинам, повлекшим ее – бездарное военное и политическое руководство допустило захват практически всей европейской части страны, и по последствиям – страданиям сотен тысяч людей в промерзших бараках, на нарах, в землянках.
Да, Эвакуация позволила в короткий срок наладить выпуск боевой техники, снабдить ею фронт, ну, а какой ценой это доставалось, вопрос второй, а для высшего руководства страны, может, и третий. Мы же с гордостью и сейчас поем: «Нам нужна одна победа – мы за ценой не постоим». И не стояли…
Вернемся в Новосибирск, где на бывшем заводе «Сибкомбайн» (и здесь Яковлеву пришлось обосновываться на комбайновом заводе) предстояло наладить выпуск боевых машин. Здесь, правда, еще собирали ЛаГГи, но время их заканчивалось – и потому, что на фронтах они не показали того, чего от них ждали, и потому, что сюда приехал Яковлев со своим КБ и было бы смешно думать, что после этого на заводе будет производиться что-то, не имеющее марки «Як».
Вновь слово очевидцу.
«Оказавшийся здесь АэС застал грустную картину. Директор пил по-черному. Вечерние смены без зазрения совести вповалку спали на разбросанных повсюду штабелях из дельта-древесины. Ни в один туалет невозможно было войти – все засорено, загажено, залито вонючей коричневой жижей. Никакого порядка, организации, дисциплины. Перед Александром Сергеевичем встал вопрос – с чего начать?
На первый взгляд совершенно неуместно он начал с кабинета. В коридоре дирекции появилась заново прорубленная дверь с нестандартным матовым остеклением, солидные дубовые панели, новая ковровая дорожка. Этим, вероятно, Яковлев хотел всем дать понять, что устраивается здесь всерьез и надолго.
